Медведь и соловей
Шрифт:
Она шла ловко. Он видел ограду деревни за деревьями.
— Оставьте меня, батюшка, — сказала она. — Молитесь за мертвых, успокаивайте больных и мою мачеху. Но не трогайте меня, или один из них придет за вами, и я не стану им мешать, — она не дожидалась ответа, сунула ему в руку крестик и пошла к деревне.
Он был теплым от ее ладони, и Константин с неохотой сжал крестик.
15
Они пришли лишь за лесной девой
Ослепительное солнце полудня
Он хотел вернуться в Москву или Киев, а то и уехать подальше. Чтобы есть горячий хлеб, а не голодать полгода, чтобы в поле работали фермеры, а он говорил перед тысячами и не лежал в раздумьях.
Нет. Бог дал ему это задание. Он не мог бросить его на половине пути.
«О, если бы я мог закончить».
Он стиснул зубы. Он сможет. Он должен. Он будет жить там, где девушки не перечат ему, а демоны не ходят в христианском свете дня.
Константин прошел скошенный ячмень и обошел пастбище. Край леса бросал голодные тени. Он отвернулся, кони Петра щипали траву в сумерках. Вспышка мелькнула среди серой и каштановой шерсти. Константин прищурился. Боевой конь Петра стоял, замерев и подняв голову. У его плеча стояла фигурка, силуэт в свете заката. Константин узнал ее сразу. Жеребец повернул голову и теребил ее косу, и она смеялась как ребенок.
Константин никогда не видел Васю такой. В доме она была мрачно и настороженной, порой беспечной и очаровательно, глаза да кости, бесшумные ноги. Но одна под небом она была красивой, как жеребенок или юный сокол.
Константин вернул на лицо холод. Ее народ дал ему пчелиный воск и мед, просил о молитвах. Они целовали его руку, их лица сияли при виде него. Но эта девочка избегала его взгляда и шагов, а вот лошадь — глупый зверь — вызывала ее свет. Свет должен быть для него — для Бога — а он его посланник. Она была такой, как ее назвала Анна Ивановна: с тяжелым сердцем, непослушная, не женственная. Она общалась с демонами и даже спасла ему жизнь.
Но его пальцы хотели дерево, воск и кисти, чтобы изобразить любовь и одиночество, гордость и еще не расцветшую женственность в теле девушки.
«Она спасла тебе жизнь, Константин Никонович».
Он хищно подавил мысли. Рисовал он лишь величие Бога, а не хрупких девушек. Она призывала дьявола, а его спас палец Божий. Но, когда он отвернулся, он еще видел сцену перед глазами.
* * *
Вечер был лиловым, когда Вася пришла на кухню, все еще румяная после солнца. Она взяла миску и ложку, наполнила тарелку едой и пошла к окну. В сумерках ее глаза были ярче. Она принялась за еду, порой поглядывая на летние сумерки. Константин осторожно подошел к ней. От ее волос пахло землей, солнцем и водой озера. Она не сводила взгляда
— Я человек Бога, — тихо сказал Константин, — но я не хотел бы умереть.
Вася испуганно взглянула на него. Тень улыбки появилась в уголке ее рта.
— Я не верю, батюшка, — сказала она. — Разве я не помешала вам подняться на небеса?
— Я благодарен за свою жизнь, — скованно продолжил Константин. — Но над Богом не смеются, — его теплая ладонь оказалась на ее руке. Улыбка пропала на ее лице. — Помните, — сказал он и сунул предмет в ее пальцы. Его ладонь, загрубевшая от косы, скользнула по ее костяшкам. Он молчал. Вася вдруг поняла, почему все женщины просили его о молитвах, поняла, что его теплая рука и сильное лицо были оружием, что использовалось там, где не работала речь. Он так ее уговаривал, грубой ладонью и красивыми глазами.
«Я так глупа, как Анна Ивановна?» — Вася вскинула голову и отодвинулась. Он отпустил ее. Она не видела дрожь его руки. Его тень трепетала на стене, когда он уходил.
Анна шила на стуле у камина. Ткань соскользнула с ее колен, когда она встала, и упала незамечено на пол.
— Что он тебе дал? — зашипела она. — Что? — на ее лице выделились все морщины.
Вася не знала, показала предмет своей мачехе. Это был его деревянный крест из шелковистого дерева сосны. Вася удивленно смотрела на него. Что это, священник? Предупреждение? Извинение? Вызов?
— Крестик, — сказала она.
Но Анна схватила его.
— Он мой, — сказала она. — Это он дал для меня. Прочь!
Вася хотела кое — что сказать, но она выбрала безопасное:
— Уверена, так и было, — но она не ушла, а пошла с миской к камину, чтобы выпросить еще рагу у Дуни и взять хлеб у сестры. Через пару минут Вася вытирала корочкой миску, смеясь от удивления на лице Ирины.
Анна молчала, но не продолжила шить. Вася, хоть и смеялась, ощущала прожигающий взгляд мачехи.
* * *
Анна не спала в ту ночь, расхаживала от кровати к церкви. Когда ясный рассвет сменил светлую летнюю ночь, она прошла к мужу и разбудила его.
Никогда за девять лет Анна не приходила к Петру по своей воле. Петр схватил жену, чуть не задушив, а потом понял, кто это. Волосы Анны свисали вокруг ее лица, ее платок сбился, открыв серо — каштановые пряди. Ее глаза были камнями.
— Любимый, — сказала она, потирая горло.
— Что такое? — осведомился Петр. Он выбрался из теплой постели и поспешил одеться. — Ирина?
Анна пригладила волосы и поправила платок.
— Нет… нет.
Петр надел рубаху через голову и повязал пояс.
— Что тогда? — сказал он не радостным тоном. Она сильно испугала его.
Анна дрожала, опустила взгляд.
— Ты заметил, что твоя дочь Василиса подросла с прошлого лета?
Петр замер. Утро бросало бледно — золотые полосы на пол. Анна никогда не интересовала Васей.
— Да? — сказал он ошеломленно.
— И что она стала вполне миловидной?
Петр моргнул и нахмурился.