Медведь и соловей
Шрифт:
Свечи затрепетали от довольного протяжного вздоха.
— Слушайся меня всегда, — ответил голос, — и я тебя не оставлю.
* * *
На следующий день солнце пряталось за тучами, бросало призрачный свет на мир, лишенный цвета. Днем пошел снег. Все из хозяйства Петра, дрожа, пошли в церквушку, столпились внутри. Там горели лишь свечи. Вася почти слышала снег снаружи, погребающий их до весны. Он закрывал свет, но свечи озаряли священника. Кости его лица отбрасывали изящные тени. Он был схож со своими иконами, он никогда не был
Иконостас был завершен. Последняя икона с Христом была над дверью. Он сидел над бурей, и Вася не понимала выражение его лица.
— Я взываю к Троице, — сказал тихо и ясно Константин. — Бог позвал меня стать его слугой. Голос из тьмы, любитель бурь. Прибудь к нам.
И он громче начал службу:
— Благословен будь Господь, — сказал Константин. Его глаза были большими темными впадинами, но голос трепетал с огнем. Служба длилась. Он говорил, и люди забыли о холоде, влаге, о грядущем голоде. Казалось, Христос над дверьми давал благословение рукой. — Внемлите, — сказал Константин. Его голос стал тише, и они прислушались. — Среди нас зло, — собравшиеся переглядывались. — Оно пробирается в наши души по ночам в тишине. Ждет несведущих, — Ирина прижалась к Васе, и та обвила ее рукой. — Только вера, — продолжал Константин, — только молитва, только Бог спасут вас, — его голос становился все громче. — Бойтесь и кайтесь. Это ваше спасение. Иначе вы будете гореть. Гореть!
Анна закричала. Ее визг отражался эхом по церквушке, глаза выпучились под посиневшими веками.
— Нет! — закричала она. — Не здесь! Не здесь!
Ее голос будто раскалывал стены, усиливался, будто кричала сотня женщин.
За миг до того, как воцарился хаос, Вася проследила за пальцем мачехи. Христос над дверью улыбался, хотя раньше был серьезным. Его два зуба, как у пса, задевали нижнюю губу. Вместо двух глаз у него был один. Другая сторона лица была в голубых шрамах, глаз был грубо зашит.
Вася подумала, что где — то уже видела это лицо, пока боролась со страхом.
Но она не успела подумать. Люди по сторонам от нее зажали уши, падали или толкались к безопасности. Анна стояла одна. Она смеялась и плакала, царапала воздух. Никто ее не трогал. Ее крики отражались от стен. Константин пробился к ней и ударил ее по лицу. Она притихла, всхлипывая, но шум продолжался, словно кричали иконы.
Вася схватила Ирину в начале хаоса, чтобы ее не сбили с ног. Через миг Алеша появился и обвил сильными руками Дуню, маленькую, как ребенок, хрупкую, как листья в ноябре. Они цеплялись друг за друга. Люди бегали и кричали.
— Мне нужно к маме, — извивалась Ирина.
— Погоди, пташка, — сказала Вася. — Тебя затопчут.
— Матерь божья, — сказал Алеша. — Если кто — то узнает, что у Ирины такая мать, никто никогда не женится на ней.
— Никто не узнает, — рявкнула Вася. Ее сестра побледнела. Она хмуро посмотрела на брата, толпа толкала их к стене. Они с Алешей закрывали Дуню и Ирину телами.
Вася
— Тихо!
Голос Константина прозвенел как дюжина колоколов. Все застыли. Он стоял перед иконостасом, подняв руку, как на иконе над его головой.
— Дураки! — прогремел он. — Вы — дети, раз испугались женского крика? Встаньте. Тихо. Бог защитит нас.
Они сбились, как отруганные дети. Голос священника делал то, чего не могли вопли Петра. Они покачивались. Анна содрогалась, рыдала, пепельная, как небо на рассвете. Бледнее был только сам священник. Свет свечей был наполнен странными тенями. И на иконостас падала не тень человека.
Вася размышляла, пока служба продолжилась. Бог здесь? Черти не могли войти в церковь, они были существами этого мира, а церковь — следующего.
Но она видела тень.
* * *
Петр привел жену домой, как только смог. Ее дочь раздела ее и уложила в кровать. Но Анна плакала, ее тошнило, это не прекращалось.
Ирина в отчаянии побежала в церковь. Она нашла отца Константина на коленях перед иконостасом. После службы люди целовали его руку и просили спасти их. Он выглядел спокойно. Даже торжествующе. Но теперь он казался Ирине самым одиноким в мире.
— Вы придете к моей матери? — прошептала она.
Константин дрогнул и обернулся.
— Она рыдает, — сказала Ирина, — без остановки.
Константин не говорил, он прислушивался. Когда все покинули церковь, Бог пришел к нему в дыме погашенных свечей.
— Прекрасно, — шепот посылал дым извиваться у пола. — Они были так напуганы, — голос звучал почти злорадно. Константин молчал. На миг он подумал, вдруг он безумец, и это голос его сердца. Но нет. Конечно, нет. Это были лишь его сомнения.
— Я рад, что вы были среди нас, — прошептал тихо Константин. — Чтобы вести людей к истине.
Но голос не ответил, церковь затихла.
Константин громче сказал Ирине:
— Да, я приду.
* * *
— Здесь отец Константин, — сказала Ирина, впуская священника в комнату матери. — Он успокоит тебя. Я принесу ужин, Вася уже греет молоко, — она убежала.
— Церковь, батюшка? — рыдала Анна Ивановна, они остались вдвоем. Она желала на кровати, укутанная в меха. — В церкви никогда…
— Вы говорите глупости, — сказал Константин. — Церковь защищена Богом. Только он там является, а еще его святые и ангелы.
— Но я видела…
— Вы ничего не видели! — Константин прижал ладонь к ее щеке. Она дрожала. Его голос стал ниже, очаровывал. Он коснулся ее губ указательным пальцем. — Вы ничего не видели, Анна Ивановна.
Она подняла дрожащую ладонь и коснулась его руки.
— Я ничего не увижу, если вы мне так скажете, батюшка, — она покраснела как девочка. Ее волосы потемнели от пота.