Медведь и соловей

Арден Кэтрин

Но холод горящего леса и прикосновения демона холода остался. Кости Дуни дрожали, пока не стало казаться, что они вывалятся из кожи. Она видела демона холода, отчаявшегося и напряженного, смеющееся лицо его брата с одним глазом. Два лица слились в одно. Голубой камень в ее кармане, казалось, пылал ледяным пламенем. Ее кожа почернела и потрескалась, когда ее ладонь сомкнулась на нем.

20

Подарок незнакомца

Вася

ходила к лошадям каждое утро с первым светом в те короткие серые дни сразу после отца. Они боялись за животных. По ночам лошадей запирали во дворе, в безопасности забора, в конюшню заводили столько, сколько умещалось. Но днем они сами бродили по серым пастбищам и рыли траву в снегу.

Ярким горьким утром почти в середине зимы Вася побежала с лошадями в поле верхом на голой спине Мыши. Но как только лошади остановились, девушка слезла и посмотрела на кобылицу, хмурясь. Было видно ребра за коричневой шкурой.

«Он снова придет, — сказала кобылица. — Чуешь это?».

У Васи не было носа лошади, но она повернулась к ветру. На миг она ощутила гнилые листья, горло сдавило.

— Да, — мрачно сказала она, кашляя. — Псы тоже чуяли. Они скулили, когда их выпускали, бежали в будки. Но я не дам ему навредить тебе.

Она пошла от лошади к лошади с яблочными обрезками и добрыми словами. Мышь следовала за ней как собака. У края стаи Буран рыл землю копытом, бросая вызов ждущему лесу.

— Тише, — сказала Вася. Она встала рядом с жеребцом и коснулась ладонью его горячей спины.

Он злился, словно видел соперника среди своих кобылиц, и он чуть не ударил ее, а потом совладал с собой.

«Пусть идет! — он встал на дыбы, ударяя передними ногами. — В этот раз я убью его».

Вася уклонилась от копыт, прижалась телом к его.

— Погоди, — сказала она ему на ухо.

Он повернулся, щелкнул зубами, но Вася прижалась ближе, и он не смог достать ее. Она говорила тихо:

— Прибереги силы.

«Жеребцы слушаются кобылиц», — Буран опустил голову.

— Когда наступит час, ты должен быть сильным и спокойным, — сказала Вася.

«Твой брат», — сказала Мышь. Вася повернулась и увидела Алешу без шапки, бегущего к ней от калитки.

Вася тут же забралась на спину Мыши. Кобылица побежала по полю, разбрасывая замерзшую землю. Приближалась ограда пастбища, но Мышь перемахнула через нее и бежала.

Вася встретила Алешу у частокола.

— Это Дуня, — сказал Алеша. — Она не просыпается. Она зовет тебя.

— Идем, — сказала Вася, и Алеша побежал перед ней.

* * *

На кухне было жарко, печь ревела, раскрыв пасть. Дуня лежала на печи с открытыми глазами, но не видела, заламывала руки. Она бормотала себе под нос. Ее кожа натянулась на костях так, что Вася почти могли видеть ток крови. Она быстро забралась на печь.

— Дуня, — сказала она. — Дуня, проснись. Это я.

Это Вася.

Открытые глаза моргнули, и все. Вася ощутила панику, но подавила ее. Ирина и Анна сидели в углу с иконами и молились. Слезы катились по лицу Ирины, и она не была красивой, когда плакала.

— Горячая вода, — рявкнула Вася, обернувшись. — Ирина, ради Бога, молитвы не согреют ее. Свари суп, — Анна едко посмотрела на нее, но Ирина удивительно быстро вскочила на ноги и схватила котелок.

Весь день Вася сидела рядом с Дуней на печи. Она укутала хрупкое тело няни в одеяла, попыталась влить бульон в ее горло. Но жидкость вытекала из ее рта, и она не просыпалась. Весь день проносились тучи, и свет дня темнел.

Днем Дуня вдохнула, словно пыталась сглотнуть, и схватила руки Васи. Вася удивлено отпрянула. Сила в хватке няни поразила ее.

— Дуня, — сказала она.

Глаза старушки блуждали.

— Я не знала, — прошептала она. — Я не видела.

— Ты будешь в порядке, — сказала Вася.

— У него один глаз. Нет, у него голубые глаза. Они схожи. Они братья. Вася, помни… — ее рука упала, она замерла, бормоча под нос.

Вася вливала горячее в рот Дуни. Ирина поддерживала огонь. Но пульс старушки угасал вместе со светом дня. Она перестала шептать и лежала с открытыми глазами.

— Еще нет, — сказала она пустому углу, порой она кричала. — Прошу, — говорила она. — Пожалуйста.

День темнел, дом и деревня притихли. Алеша ушел за хворостом, Ирина — к матери.

Когда голос Константина нарушил тишину, Вася чуть не выпрыгнула из кожи.

— Она жива? — сказал он. Тени падали на него как плетеная накидка.

— Да, — сказала Вася.

— Я буду молиться за нее, — сказал он.

— Нет, — рявкнула Вася, слишком уставшая и напуганная для вежливости. — Она не умрет.

Константин подошел ближе.

— Я могу ослабить ее боль.

— Нет, — повторила Вася. Она почти плакала. — Она не умрет. Прошу, уйдите.

— Она умирает, Василиса Петровна. Это мое место.

— Нет! — голос Васи вырвался с болью из горла. — Она не умрет. Я ее спасу.

— Она умрет к утру.

— Вы хотите, чтобы мой народ любил вас, так что вызвали в них страх, — Вася побелела от ярости. — Я не хочу страха для Дуни. Прочь.

Константин открыл рот, а потом закрыл. Он резко развернулся и ушел из кухни.

Вася тут же забыла про него. Дуня не просыпалась. Она лежала со слабым пульсом, ее дыхание едва ощущалось на дрожащей ладони Васи.

Наступила ночь. Алеша и Ирина вернулись, на кухне пошумели, готовя ужин. Вася не ела. Время шло, кухня опустела, и остались лишь четверо — Дуня и Вася, Ирина и Алеша. Последние спали на печи. Вася кивала, задремав.

— Вася, — сказала Дуня.

Вася проснулась с всхлипом. Голос Дуни был слабым, но различимым.

— Ты в порядке, Дуняшка. Я знала.