Медведь и соловей

Арден Кэтрин

Семья задержалась на кухне, спальни казались холодными и далекими. Алеша точил копье в свете печи. Лезвие в форме листа отбрасывало отблески на стены.

Огонь догорал, кухня была в красном сиянии, и снаружи прозвучал низкий вой. Ирина прижалась к печи. Анна вязала, но была потной и дрожала. Глаза отца Константина были огромными, было видно белки, он шептал под нос молитвы.

Приблизились шаркающие шаги. Все ближе и ближе. А потом у окна раздался голос:

— Темно, — сказал голос. — Холодно. Открой дверь. Открой, — а потом —

тук — тук. Стук в дверь.

Вася вскочила на ноги.

Алеша сжал древко копья.

Вася прошла к двери. Сердце колотилось в горле. Домовой был рядом с ней, скрипел зубами.

— Нет, — выдавила Вася, губы немели. Она впилась пальцам в рану на ладони, прижала окровавленную ладонь к двери. — Прости. Дом для живых.

Существо на другой стороне взвыло. Ирина уткнулась лицом в колени матери. Алеша вскочил на ноги с копьем. Но шаги пропали. Они вдохнули и переглянулись.

А потом раздались вопли испуганных лошадей.

Не думая, Вася распахнула дверь, хотя четыре голоса кричали.

— Демон! — визжала Анна. — Она его впустит!

Вася уже выбежала в ночь. Белый силуэт мелькнул среди лошадей, распугивая их. Одна лошадь была медленнее остальных. Белый силуэт прижался к горлу зверя и повалил его. Вася закричала на бегу, забыв страх. Мертвая подняла голову, шипя, и свет луны упал на ее лицо.

— Нет, — Вася застыла. — О, нет. Дуня. Дуня…

— Вася, — прохрипело существо. Голос был хрипом трупа, но и голосом Дуни. — Вася.

Это была и она, и нет. Кости были там, облик и одежда для похорон. Но из носа текло, губы впали. Глаза были пылающими дырами, рот стал черной дырой. Кровь была в морщинах на подбородке, носу и щеках.

Вася собрала смелость. Кулон холодно пылал на груди, она обвила его свободной рукой. Ночь пахла горячей кровью и гнилью. Она подумала о темной фигуре рядом, но не оглянулась.

— Дуня, — сказала Вася. Она старалась говорить ровно. — Уйди. Ты натворила достаточно зла.

Дуня прижала ладонь ко рту, слезы текли из ее пустых глаз, хоть она и скалилась. Она пошатнулась, дрожа, жуя губу. Казалось, она хотела заговорить. Она шагнула, рыча, вперед, и Вася попятилась, ощущая зубы в горле. Упырь завизжал, она отпрянула и побежала как собака в лес.

Вася провожала ее взглядом, пока она не затерялась в свете луны.

Лошадь у ног Васи захрипела. Это был младший жеребенок Мыши. Она рухнула на колени рядом с ним. Его горло было разорвано. Вася прижала ладони к ране, но черный поток все равно бежал. Она ощущала смерть, желудок сжимался. Их конюшни она услышала крик боли вазилы.

— Нет, — сказала Вася. — Прошу.

Но жеребенок застыл. Черный поток замедлился и остановился.

Белая кобылица вышла из тьмы и нежно коснулась носом мертвой лошади. Вася ощутила шеей теплое дыхание кобылицы, но, когда она обернулась, там лишь мерцали звезды.

Отчаяние и усталость накрыли Васю черной волной, будто кровью жеребенка. Она держала окровавленную голову в руках и плакала.

* * *

Время

шло, они давно должны были спать, когда Алеша вернулся на кухню. Он был серым, а его одежда была в крови.

— Одна из лошадей мертва, — тяжко сказал он. — Горло разорвано. Вася осталась в конюшнях. Ее не переубедить.

— Но она замерзнет. Умрет! — закричала Ирина.

Алеша слабо улыбнулся.

— Не Вася. С ней не поспоришь, Иринка.

Ирина сжала губы, отложила вещь, что чинила, и принялась подогревать глиняный горшок. Никто не знал, что там, пока она не добавила в горячее молоко кашу и не пошла к двери.

— Иринка, вернись! — крикнула Анна.

Ирина, насколько знал Алеша, никогда не перечила матери. Но в этот раз девушка без слов пропала за порогом. Алеша выругался и пошел за ней. Отец был прав. Сестер нельзя было оставлять одних.

Было очень холодно, во дворе пахло кровью. Жеребенок лежал там, где пал. Труп замерзнет за ночь, и мужчины разделают его. Конюшня казалась пустой, когда вошли Алеша и Ирина.

— Вася, — позвал Алеша и ощутил страх. А если…?

— Здесь, Лешка, — сказала Вася. Она вышла из стойла мыши, тихая, как кошка. Ирина вскрикнула и чуть не выронила горшок.

— Ты в порядке, Васечка? — с дрожью выдавил она.

Они не видели лицо Васи, только светлое пятно под темными волосами.

— Нормально, пташка, — хрипло ответила она.

— Лешка сказал, ты остаешься в конюшне на ночь, — сказала Ирина.

— Да, — сказала Вася, собравшись. — Я должна… вазила боится, — ее руки были черными от крови.

— Если ты должна, — сказала Ирина тихо, словно любимой безумице, — я принесла кашу, — она неловко передала горшок сестре. Вася взяла его. Вес и тепло успокаивали. — Но лучше приходи и поешь у огня, — сказала Ирина. — Люди будут говорить, если ты тут останешься.

Вася покачала головой.

— Это не важно.

Ирина надула губы.

— Идем, — сказала она. — Так лучше.

Алеша смотрел с потрясением, как Вася дает отвести себя к дому, к печи, где ее накормили.

— Иди спать, Иринка, — сказала Вася. Ее лицо стало румянее. — Спи на печи, мы с Алешей посторожим, — священник ушел, Анна уже храпела в своей комнате. Ирина была сонной, так что не перечила.

Когда Ирина уснула, Вася и Алеша переглянулись. Вася была белой как соль с кругами под глазами. Ее платье было в крови лошади. Но еда и огонь помогли ей.

— Что теперь? — тихо сказал Алеша.

— Мы должны сторожить, — сказала Вася. — И нужно проверить кладбище на рассвете, сделать то же, что и тогда. Боже, смилостивься.

* * *

Константин пошел в церковь на рассвете. Он пересек двор, словно его преследовал ангел смерти, запер дверь и рухнул перед иконостасом. Когда солнце взошло и озарило пол серым светом, он не реагировал. Он молился о прощении. Он молился, чтобы голос вернулся и стер его сомнения. Но весь долгий день стояла тишина.