Медведь
Шрифт:
— Потом было что-то похожее, только по-другому. Вылез из долгов с помощью Варлама, открыл свою компанию, встал на ноги. И снова вляпался. В некую Ирину.
— Тоже яркую и дерзкую?
— Ага.
Молчу. Думаю, как сказать.
— И что она? — помогает мне Юлька.
— Застал ее в своей постели с другим. Люблю, говорит, острые ощущения. На твои чувства насрать.
— Ничего себе… А ты ее любил?
— Думал, что люблю, — пожимаю я плечами. — Страдал. Дебил.
— Бедный…
Она
— Еще были яркие красотки?
— Нет. Урок я усвоил.
— А что было до этого? — спрашивает Юлька.
— До чего?
— До того, как ты вернулся в город.
— Учился, тусовался, девушки тоже были, конечно. Но ничего серьезного. Влюблялся, но не надолго.
— То есть, ты непостоянный?
— Я очень постоянный. Просто тебя ждал, чтобы проявить свое постоянство.
— Так красиво говоришь! — улыбается Юлька.
— Я и чувствую красиво.
— Да?
— У меня такое чувство, что я искал тебя всю жизнь.
Юлька задумчиво смотрит на меня.
— Тебе нравятся яркие, дерзкие, смелые девушки… Оторвы. А ведь я на самом деле не такая.
— Юль, ты буквально вчера утверждала, что мне нравятся скромные училки. А ты не такая.
Кошка растерянно хлопает глазами. Я ее подловил.
— Какая ты на самом деле?
— Михей… Я… Я запуталась.
— Мой ты испуганный котенок! Запуталась она… Давай распутываться.
— Я столько лет притворялась горячей штучкой, что теперь сама не понимаю, какая я на самом деле…
— А зачем нужно было притворяться?
Юлька вся сжимается. Понимает, что пришла ее очередь болезненных откровений. Пытается улыбнуться. И выдает:
— Может, прогуляемся? Ты говорил, тут есть грибы…
— В лес за грибами хочешь?
— Ага…
— Трусишка ты моя! Не хочешь выворачиваться наизнанку?
— Не хочу.
— Все равно же придется.
— Да…
— Так зачем оттягивать? Будешь мучиться всю прогулку, вместо того, чтобы кайфовать.
— Ты прав, — выпаливает Юлька. — Лучше сразу рассказать самое неприятное. А потом уже…
— Заниматься приятными вещами, — подсказываю я.
— Я тоже когда-то была молодой и глупой, — начинает она.
Я не могу удержаться от смеха
— Чего ты? — вскидывается Юлька.
— Ничего. Я очень внимательно тебя слушаю, мой взрослый умный котоенок…
67
Я
Потому что за этими словами до сих пор прячется страх. И липкое отвращение.
— Ты хочешь знать, почему я до двадцати пяти лет осталась девственницей? — спрашиваю Михея.
— Только если ты сама хочешь мне об этом рассказать.
— Я… не хочу.
— Не хочешь?
— Но чувствую, что надо.
Я набираю воздуха в грудь. Открываю рот. Снова закрываю. Блин…
— С чего начать? — бормочу я.
— Давай просто поболтаем, — говорит Михей и тянет меня за руку. — Пойдем на диван, там удобнее.
Он прав. Здесь удобнее. Особенно у него на коленях…
И в этом нет ничего такого! Правда. Никакой запрещенки. Я чувствую. Это просто уютно. И безопасно. Как мягкое дружелюбное кресло.
— У тебя есть братья или сестры? — неожиданно спрашивает Михей.
— Нет. А у тебя?
— И у меня нет. Быть одним ребенком — то еще удовольствие. У родителей все надежды на тебя. Тебя в детстве донимали с оценками?
— Да не особо… Я и так хорошо училась. Меня не надо было донимать.
— Ты моя умничка! А меня жестко муштровали. Репетиторы, дополнительные курсы, все дела. Я должен был поступить в крутой универ. И поступил.
— Меня тоже муштровали. Но не в учебе. Просто у меня очень строгий папа. Я должна была приходить домой в девять, отчитываться, куда пошла и с кем. И, конечно, никаких коротких юбок, помады или каблуков.
— Что-то мне подсказывает, что ты обходила запреты…
— Ну конечно! Уходила из дома пай-девочкой, потом переодевалась и красилась. Но возвращаться все равно нужно было в девять. Даже в одиннадцатом классе, когда все мои сверстники тусили ночи напролет.
— Ну, в целом я понимаю твоего папу…
— А ты понимаешь, почему я уехала из дома сразу после окончания школы? Естественно, со скандалом. Я же должна была пойти из родительского дома только под венец.
— А тебе хотелось самостоятельности…
— Конечно!
— И ты была непуганным невинным котенком…
— Да. На первом курсе я дружила с разными парнями. Именно дружила! Никому ничего не позволяла. В том числе и себе. А потом появился он…
— Та-ак…
Смотрю на Медведя. Вижу, что он сжал зубы. И прикрыл глаза. А я еще вообще ничего не сказала! Какая же у него будет реакция, когда я продолжу?
— Его звали Александр, он был старше на двенадцать лет и… И…
— Тащился от твоей неиспорченности и невинности, — заканчивает за меня Михей.