Медвежий вал
Шрифт:
За взводом, поддерживая его огнем, день и ночь следили артиллеристы и минометчики. Некоторая часть излишне осторожных командиров порой не докладывала своим начальникам о сомнительных участках, потому что всякое оставление позиций расценивалось как ЧП и сулило всяческие неприятности. Крутов видел в этом лишь проявление шаблонного, чиновничьего подхода к приказу Главнокомандующего, так как считал, что нет такой позиции в первой линии обороны, которую нельзя было бы захватить, пусть временно, внезапным ударом. Так стоит ли страховать себя от неожиданностей, нарушая правдивость
— Охранение показывать?
— А как же...
Крутов почему-то был уверен, что Черняков не станет умалчивать об охранении, как бы ненадежно оно ни было. По чьему приказу и для какой цели было выдвинуто охранение в таком опасном и неудобном месте, сам он пока не знал, но надеялся, что со временем все объяснится.
— Блиндажи там есть? — спросил Зайков, уже успевший вывести красную дужку охранения и нацеливавшийся нарисовать квадратик.
— Нет, нет, не надо, — торопливо убрал от него схему Крутов. — Там еще ничего нет, кроме окопа!
Захлопнув папку с документами, он собрался нести их на подпись начальнику штаба. Зайков мялся и не уходил.
— Ну, говори, чего хочешь?
— Товарищ старший лейтенант, я хотел...
— Что, опять надумал в артиллерию переходить?
— Нет, не переходить, а временно... Пострелять — и назад!
— У нас сейчас работы много, — нерешительно проговорил Крутов — В другое время я бы не возражал...
— Мне всего на полдня, а если что надо, так я и ночью успею сделать, — заверил Зайков.
...Появился сержант Зайков в полку летом сорок второго года. Разведчики ходили за линию фронта и вывели оттуда большую группу бойцов и офицеров, искавших выхода из окружения, в которое они попали в районе города Белого. В числе этих людей был и Зайков. Молодой, неокрепший, только недавно надевший шинель, он выглядел таким истощенным и измученным, что Черняков сразу проникся к нему участием и решил, что парню надо прежде окрепнуть, а уж тогда и на передовую.
С неделю Зайков отлеживался в санитарной роте, а потом пришел к полковнику.
— Я артиллерист, — заявил он. — Прошу направить меня по назначению!
Однако Черняков, успевший навести о нем необходимые справки, имел другие виды. В полку не хватало толкового писаря, который знал бы топографию и мог бы работать с картами и оперативными документами. И вообще не в интересах полка было отправлять на сборный пункт артиллериста — бойца топовычислительного взвода, когда в любое время такой человек мог потребоваться в свою полковую батарею.
Так и остался Зайков при штабе. С тех пор он окреп, возмужал, набрался сил. Живой, любознательный, он все схватывал с полуслова и быстро вошел в курс штабной работы. Но страстью, которая в нем никогда не остывала, оставалась артиллерия.
Получив разрешение, Зайков побежал в свой блиндаж, а Крутов подался к начальнику штаба. Однако у того сидели представители дивизии, и боевое донесение на подпись к командиру полка пришлось нести самому.
Блиндаж командира полка саперы отделали с особым «шиком», выложили стенки из колотых и
Крутов подал командиру полка на просмотр схему и донесение.
— Я сообщаю о боевом охранении, — доложил он.
— Правильно, — кивнул Черняков, рассматривая схему. — Надо вам туда наведаться!
— Слушаюсь!
— Только когда пойдете, не заходите к комбату, а прямо туда. Я бы хотел, чтобы на ваше мнение никто не повлиял. Мне это важно.
— Но я не знаю, ради какой цели выдвинуто это охранение? Наверное, не для активной обороны?
— А если и так? — глаза Чернякова блеснули, и весь он подался вперед.
— Разрешите быть откровенным, товарищ полковник. Я бы сказал, что держать там людей бессмысленно. Мы сегодня за этим охранением часа два наблюдали, — тихо продолжал Крутов. — Инициатива огня у противника, он контролирует каждое движение наших бойцов, и смешно думать, что, находясь в таком невыгодном положении, два ручных пулемета могут соревноваться с десятками немецких. Я просто не могу этому поверить. Видимо, все дело в том, что мне не полагается знать истинных мотивов, побудивших вас выдвинуть это охранение. Сумею ли я поэтому обратить внимание именно на то, что вас интересует?
— Слушай же, Крутов, — живо отозвался Черняков, — очень хорошо, что ты говоришь мне об этом прямо, но посмотри вот сюда! — Он достал и развернул карту: — Видишь?
От Витебска, словно от камня, брошенного в стоячую воду, в сторону фронта концентрическими кругами расходились пояса укреплений. Отдельные рубежи соединялись между собой отсечными позициями, проложенными севернее и южнее большака Лиозно — Витебск.
Через Белоруссию шли кратчайшие дороги на Москву. Но те же дороги оказывались кратчайшими путями и для наших войск в Восточной Пруссии. Вот почему гитлеровское командование создало на территории Белоруссии мощную группировку из отборных гитлеровских дивизий, численностью до миллиона солдат и офицеров.
На территории белорусского выступа (к северу и югу от него к этому времени Советская Армия прошла далеко на запад) гитлеровцы создали три мощные оборонительные полосы. Первая — наиболее развитая — опиралась на города Витебск, Оршу, Могилев, Рогачев, Жлобин. Густая сеть полевых инженерных сооружений в сочетании с городскими каменными постройками и радиально расходящимися дорогами, по которым противник мог быстро перебрасывать свои резервы в любой сектор обороны, превращала эти города в своеобразные крепости-бастионы. Один из участков этой оборонительной полосы фашисты окрестили «Медвежьим валом».
На карте, развернутой Черняковым, были нанесены оборонительные рубежи перед Витебском. Карта только что получена из разведывательного отдела армии. Это копия с документа, захваченного у врага, дополненная данными авиаразведки, а может, и теми крупицами сведений, которые собрал Крутов.
Чем больше старший лейтенант всматривался в кольца рубежей, тем ясней ему становилось, что за преграду создали гитлеровцы.
— Стена, — выдохнул он.
Кожевников, молча листавший газету, сказал: