Медвежий вал

Клипель Владимир Иванович

Участок полка начинался от идущего из Лиозно на Витебск шоссе. Нехоженое, покрытое ровным слоем снега, оно светлой полосой убегало в темную рощу, мимо небольших домиков, приютившихся у опушки. Мощные рогатки, густо опутанные колючей проволокой, перекрывали дорогу перед окопами противника.

Черняков повернул стереотрубу. В окулярах мелькнули домики, высоты с пологими склонами, парковая роща на холме в Поречках. На деревьях шапками держались галочьи и вороньи гнезда. Еще левее в глубь неприятельской обороны уходила заболоченная

лощина. Ни окопов, ни блиндажей на ней не было, лишь одно проволочное заграждение из спирали Бруно и рогаток. Пересекая равнину, заграждение уходило к гряде невысоких холмов, густо заросших сосняком и ельником. Против холмов начинался участок, где действовал сосед — полк из дивизии Безуглова.

Черняков устал сидеть и спустился от стереотрубы на пол. В белом полушубке и ватных брюках он казался неуклюжей обыкновенного. Немного размявшись, полковник шутя подтолкнул в плечо первого подвернувшегося под руку офицера:

— Ну-ка, выскочи, послушай, гремит ли еще справа?

Сев на освободившееся место, он вздохнул:

— Стареть, что ли, начинаю? Устаю.

Вернувшийся офицер сообщил, что артиллерийская подготовка, по-видимому, закончилась, начались большие пожары. Вероятно, противник при отходе поджигает деревни.

— Что-то нам скажут в дивизии? — Черняков взялся за телефонную трубку. — Заняты Яськово, Хотеенки, Белыновичи... — дублировал он вслух, а офицеры отыскивали и отмечали на карте названные пункты. Достал свою карту и Черняков, подчеркнул красным карандашом занятые деревни, раздумчиво сказал: — Так мы можем и Витебск взять, если от Невеля еще поднажмут да выйдут в тыл всей витебской группировке. Дороги на Полоцк перерезать — зашевелился бы фронт...

Ночью дивизионная разведка захватила пленного. Черняков не утерпел, поинтересовался:

— Ну, как там, есть что-нибудь интересное?

— Кое-что есть, — ответил начальник разведки. — Присылайте нарочного.

В тот же день связной полка принес Чернякову пакет из разведывательного отделения дивизии с грифом «секретно». К письму начальника разведки была приложена запись показаний пленного. Пленный сообщил, что во время ноябрьского отступления командиры полков поссорились из-за того, что один, не предупредив другого, отвел свою часть. Полк, к которому принадлежал пленный, еле-еле избежал окружения и потерял тогда всю тяжелую артиллерию. Кроме того, пленный показал, что стык полков приходится на заболоченную лощину и прикрывается отдельно стоящей в глубине ротой.

Черняков прикинул по карте: рота могла находиться только на высотках, где когда-то стояла деревня Ковшири. Как раз против его полка.

— Прекрасно, — сказал Черняков. — Над этим следовало бы подумать!

В голове его зрел заманчивый план.

Когда на наблюдательный пункт заглянул Кожевников, полковник повел его в окопы, чтобы там переговорить наедине.

— Видишь изрытую высотку? Это Ковшири, — сказал он. — Как ты

думаешь, если мы пошлем туда роту? Ночью это вполне возможно.

— Рискованно! Туда она может пройти, а назад? Закроют ей выход.

— Выходить назад ей будет незачем. Мы пошлем вслед за ней батальон, а возможно, двинем и полком, только сначала распахнем «ворота» как следует.

— Но может произойти и такое, что полка будет недостаточно. Шутка ли, забраться в глубину на несколько километров! Попробуй там удержись! А что, есть приказ?

— Нет... Просто сам прикидываю, — сознался Черняков. — А вообще-то жаль... Такая ситуация: стык полков и командиры в ссоре... — Черняков сожалеюще вздохнул. — Ладно. Наше дело пока смотреть.

— Я понимаю вас, сидеть сложа руки, когда рядом бьются, — не к лицу, но что говорить, коль нет приказа! — Кожевников развел руками.

Ночью Черняков долго не ложился спать, сидел, подсчитывал, составлял план разведки боем силами одного батальона. Он надеялся, что Дыбачевский заинтересуется и передаст его на рассмотрение командующему.

Утро выдалось морозное, немного туманное: сыпался сухой, мелкий снежок. Деревья, оттаявшие во время оттепели, будто стеклом покрылись ледяной корочкой.

До самого штаба дивизии Черняков ехал шагом, только изредка понукая лошадь.

Врезанные в откос оврага штабные блиндажи были хорошо замаскированы. Чернякова сразу же проводили к генералу. В блиндаже было жарко натоплено, чисто, на полу лежала ковровая дорожка. Черняков разделся в приемной и постучал. Генерал откликнулся. Он стоял у стола в белой сорочке, заправленной в высокие брюки. Пестрые шелковые подтяжки плотно охватывали его крепкие плечи. Высокий покатый лоб был усеян мелкими бисеринками пота.

Китель, небрежно кинутый на спинку стула, свисал до самого пола. Чуть-чуть отливали на свету зеленые, шитые шелком полевые погоны с большой белой рельефной звездой. Карта-двухсотка занимала весь стол. Дыбачевский вертел в пальцах синий карандаш: видно, только что работал над картой. Тут же лежал раскрытый блокнот.

Линия фронта была обведена, и громадная вмятина в обороне противника севернее города Витебска нависла над ним, как налитый водой пузырь. На том месте, где обозначался город, рядом с пепельницей стоял стакан с недопитым еще горячим чаем.

Дыбачевский был в хорошем настроении: увидев Чернякова, он сделал два шага навстречу, сразу перекрыв чуть не трехметровое расстояние от стола до порога, и крепко потряс ему руку, показывая, что, поскольку он в домашней обстановке, можно обойтись без формальностей.

— Легок на помине! — воскликнул он. — А я только что думал: уж не послать ли за тобой? Ну садись, гостем будешь! — Он жестом указал Чернякову на стул.

— Я не в гости, товарищ генерал, — улыбнулся Черняков, присаживаясь. — Есть кое-какие соображения...