Медвежонок Железная Голова

Эмар Густав

Подобная предосторожность, заключавшаяся в том, чтобы вооружить копьями солдат, посылаемых против неприятеля с превосходными ружьями, который славился своим искусством в стрельбе и попадал в пятистах шагах в стебелек апельсина на дереве, компрометировала и солдат, и правительство, которому они служили.

Действительно, чего можно было ожидать от такого войска при стычках и что думать о гуманности правительства, которое холодно и спокойно посылало этих бедняг на верную смерть?

Полусотня, возглавляемая альфересом, выстроилась в десяти шагах от леса,

на открытом месте, но со всех сторон окруженном густым кустарником, который воображение испанцев от страха населило невидимым неприятелем.

Копья и сабли кучей лежали перед ними на земле.

Между тем Польтэ шел немного впереди своих товарищей.

Он насмешливо посмотрел на испанцев и после минутного молчания, от которого у побежденных мороз пробежал по коже, решил наконец заговорить своим прежним шутливым тоном.

— А-а! Кабальерос, — воскликнул он, — вы решились сдаться?

— Долг велит нам слагать оружие перед превосходящими силами, — смиренно ответил альферес.

— Но теперь, — продолжал Польтэ с насмешливым видом, — вы признаете, что были не правы?

— Как видите, мы сдались немедленно.

— Я вижу, — грубо вскричал Польтэ, захохотав прямо в лицо альфереса, — что вы олухи и трусы!

— Милостивый государь! — вскричал офицер, подняв голову.

— Уж не думаете ли вы опять задирать нос? Предупреждаю вас, хвастливые выходки теперь неуместны. Вы сдались шести человекам, — прибавил он с невероятным нахальством. — Правда, — заключил он с гордостью, — эти шесть человек — Береговые братья и каждый из них стоит десяти испанцев.

— Проклятие! — с яростью вскричал офицер.

— Довольно жалоб и покоряйтесь добровольно, государи мои, — сухо сказал буканьер. — Сеньор альферес, велите вашим людям связать друг друга.

— Но какие же ваши условия?

— Никакие; вы сдались без всяких условий; я поступлю с вами как мне заблагорассудится.

Что оставалось делать несчастным солдатам, попавшим в эту западню? Одно средство только и представлялось: полной покорностью смягчить своих грозных победителей; так они и поступили.

Через пять минут весь отряд был крепко связан им же самим. Только офицер, из уважения к его чину, оставался на свободе.

Польтэ поднял шпагу и, подавая ее альфересу, сказал с убийственной иронией:

— Возьмите, сеньор кабальеро, я не позволю себе лишить вас оружия, которым вы так хорошо владеете.

При этой жестокой обиде молодой офицер сделался бледен как смерть; по его телу пробежала нервная дрожь. Он схватил шпагу дрожащей рукой, взмахнул ею так, что со свистом рассек воздух, и плашмя ударил буканьера по щеке.

Польтэ заревел как тигр, кинулся на молодого человека и уложил его на месте ударом топора.

— Благодарю, — прошептал офицер, — по крайней мере, я умру смертью солдата!

Его тело передернуло от последней предсмертной судороги, и глаза сомкнулись.

Молодого альфереса не стало.

Кровавый эпизод, который так трагически завершил комедию, навеял грусть на лица присутствующих.

— Ты погорячился, — сказал буканьеру Тихий Ветерок.

— Правда, —

откровенно признался Польтэ.

— Это был храбрый молодой человек.

— Он это доказал; я не сержусь на него.

— Очень кстати, — ответил Тихий Ветерок, невольно улыбаясь странной логике Польтэ.

— Теперь поговорим о деле, — вмешался Медвежонок.

— О каком?

— О том, что привело нас сюда.

— Правда, я и забыл; о чем идет речь, брат?

— Прежде всего о завтраке, — сказал Тихий Ветерок, — мы умираем с голоду; где твой букан?

— В двух шагах. Следуйте за мной.

— С нами есть испанцы, — заметил Медвежонок.

— Пленники?

— Нет, мы им возвратили свободу.

— Где же они?

— Там в лесу, за деревьями.

— Как быть? — вскричал Польтэ. — Ах! Знаю теперь, — прибавил он спустя минуту, — ступай за освобожденными пленниками, Тихий Ветерок. Ты, Медвежонок, оставайся со слугами здесь и карауль этих негодяев, а я пойду и через четверть часа вернусь. Вместо того, чтобы нам идти к букану, он придет к нам.

— Славная мысль!

Польтэ взял ружье под мышку и удалился большими шагами, тогда как Тихий Ветерок направился обратно в лес.

Оставшись один, Медвежонок не терял времени; с помощью слуг он вырыл могилу, опустил в нее тело несчастного офицера, а его шпагу положил рядом. Потом могилу засыпали землей и навалили на нее большие камни, чтобы оградить от диких зверей.

Оторопев от страха, испанские солдаты, мрачные и печальные, молча присутствовали при этом погребении.

Трагическая смерть командира внушала им грустные опасения относительно участи, ожидавшей их самих.

Когда подошли освобожденные испанцы, которых привел Тихий Ветерок, могила уже была засыпана и все следы убийства стерты с такой тщательностью, что ускользнули бы даже от более опытных глаз. Медвежонок Железная Голова и Тихий Ветерок помогли дамам сойти с лошадей и вежливо проводили их до навеса, в несколько ударов топора устроенного слугами, под которым можно было укрыться от знойных лучей солнца.

Мужчинам была предоставлена свобода расположиться как они хотят, с одним условием: не подходить к солдатам и не говорить с ними.

В ту минуту, когда флибустьеры, раскланявшись, хотели отойти отдам, те быстро переглянулись и сделали движение, будто желают остановить их.

— Что вам угодно, сеньориты? — спросил Медвежонок, угадав, что дамы собираются заговорить с ними.

Еще с минуту испанки колебались.

— Сеньор кабальеро, — наконец решилась сказать донья Эльмина, — быть может, случая обменяться с вами перед расставанием, которому наверно суждено быть вечным, двумя словами больше не представится. Позвольте же выразить вам искреннюю благодарность, которую одна только смерть изгладит из нашего сердца. Вам мы обязаны жизнью и честью, самым драгоценным благом для женщины. Благодаря вашему великодушному заступничеству и вашему самоотвержению, капитан Железная Голова, нам возвратили свободу и через несколько часов мы опять будем среди наших соотечественников.