Медвежонок Железная Голова

Эмар Густав

— Сеньорита, — перебил капитан с достоинством, которое чрезвычайно удивило его собеседниц, — я поступил так, как предписывала мне честь благородного рода.

— Положим, капитан, — продолжала донья Эльмина, — я не буду настаивать на этом. Теперь я знаю, что мне думать о флибустьерах и буканьерах, которые всегда представлялись мне людьми жестокими, без правил и чести. Я сохраню о них самое приятное воспоминание, и когда в моем присутствии будут нападать на них, я сумею теперь взять их сторону.

— Ваше снисхождение и доброта, сеньорита,

являются для меня высочайшей наградой.

— Мы не можем открыть вам своих имен и звания, но мы погрешили бы против должного к вам уважения, если бы, перед тем как расстаться, не показали лиц, которых вы никогда более не увидите, но о которых, быть может, сохраните воспоминание. Итак, вот, взгляните.

Донья Эльмина быстро откинула с лица шарф, и ее спутница сделала то же.

Крик удивления вырвался у флибустьеров при внезапном виде двух пленительнейших лиц.

Донье Эльмине и донье Лилии едва минуло по семнадцать лет; в чертах их лиц мавританский тип слился с кастильским и явил самую ослепительную красоту, какую могло бы создать воображение поэта.

К несчастью, это обаятельное видение мелькнуло с быстротой молнии и почти мгновенно две девушки опять с улыбками надвинули складки своих шарфов на лицо.

— Уже! — пробормотал Медвежонок.

— Теперь прощайте, сеньоры! — сказала донья Эльмина.

— Еще одно слово! — с внезапной решимостью вскричал капитан, вынув кольцо, которое носил на шее на стальной цепочке, и разорвав эту цепочку. — Будущее никому неизвестно. Бог мне свидетель, что я от всего сердца желаю вам счастья, но если суждено бедствиям снова обрушиться на вас и если вам понадобится верный, преданный и храбрый друг, возьмите это кольцо с моей печатью. Когда, как и где бы вы ни доставили мне его, я немедленно явлюсь на зов. Если же вы сами пожелаете отыскать меня, только покажите мое кольцо, и, так как всем моим товарищам знаком его вид, оно будет вам охраной и послужит свободным пропуском ко мне.

— Принимаю, сеньор кабальеро, — ответила тронутая этим подарком донья Эльмина, — вы меня так приучили к рыцарским поступкам, что еще одно благодеяние уже не в силах увеличить моего неоплатного долга.

Несмотря на грубую и неотесанную натуру, Тихий Ветерок был растроган не меньше товарища, однако решительно положил конец сцене, которая становилась уже тягостной, тем, что увлек за собой капитана.

Погруженные в собственные мысли, испанцы не заметили или сделали вид, будто не замечают продолжительного разговора флибустьеров с двумя дамами.

Часом позже явился Польтэ в сопровождении трех своих слуг и штук двенадцати гончих, которые при виде испанцев чуть не вцепились им в горло; успокоить собак стоило величайшего труда.

Слуги несли на своих широких плечах все принадлежности обильной трапезы; в несколько минут были раскинуты палатки и устроен букан.

По приказанию Польтэ, который в общем-то был человек добрый, перед бывшими испанскими пленниками и солдатами поставили большое количество съестных припасов

и последним развязали руки, чтоб дать им возможность есть.

Лучшие куски, разумеется, были отложены для дам, оставшихся под навесом. Затем и слуги, и Береговые братья уселись в кружок и в свою очередь храбро набросились на пищу.

Флибустьеры между тем в нескольких словах объяснили Польтэ, почему они очутились на равнине и какие имели намерения.

Буканьер не возражал, только покачал раза два головой; но он оставил за собой право поступить с солдатами, которые в сущности были его пленниками, по своему усмотрению. Товарищи признали это вполне справедливым.

После завтрака, который длился недолго — охотники и авантюристы не теряют времени на еду — Береговые братья закурили трубки, и по приказанию Медвежонка были приведены бывшие пленники.

— Сеньор кабальеро, — обратился капитан к тому из освобожденных испанцев, кого его собратья по плену, как бы по безмолвному соглашению, признавали за старшего, — теперь мы расстанемся. Вы свободны, как я уже говорил. Слуга Польтэ проводит вас до испанских аванпостов; они всего в нескольких лье отсюда, и вы будете там до заката. За свою услугу я прошу об одном: оказывать некоторое сострадание тем из Береговых братьев, которых судьба приведет в ваши руки.

— Я никогда не забуду, — с достоинством ответил испанец, — что вам мы обязаны свободой. Взамен обещаю вам щадить каждого французского пленного, который окажется в моей власти.

— Принимаю ваше обещание, сеньор, и считаю себя вполне вознагражденным.

— Не забывайте, кабальеро, — по своему обыкновению бесцеремонно вмешался в разговор Польтэ, — что если с проводником, которого я вам даю, что-нибудь случится, за это ответят жизнью десять солдат.

— Разве эти бедные солдаты останутся в плену? — с живостью спросил испанец.

— Если только вы не согласитесь заплатить выкуп.

— Без сомнения. Сколько вы требуете за них?

— Пятьдесят пиастров за каждого, — отчетливо проговорил Польтэ.

— Согласен, но вы же понимаете, что при мне этих денег нет. Клянусь честью и словом дворянина, завтра, через два часа после рассвета, мой гонец вручит вам оговоренную сумму, то есть две тысячи пятьсот пиастров.

— Как только деньги окажутся у меня в руках, солдатам будет возвращена свобода.

— Разве вы не верите моему слову? — надменно вскричал испанец.

— Напротив, но предпочитаю деньги; давайте пиастры — получите солдат.

— Не устроить ли нам этого дела между собой, брат? — в свою очередь вмешался Медвежонок.

— То есть как же это?

— Если ты будешь согласен, то я поручусь за этого господина.

— Ты с ума сходишь; тебя обманут.

— Ба! Велика важность.

— Как хочешь, если так, но я умываю руки.

— Позвольте, сеньор кабальеро, — перебил испанец, — благодарю вас за предлагаемое поручительство, но я не принимаю его. Я докажу вашему товарищу, что больше доверяю ему, чем он мне.