Мефистон. Город Света
Шрифт:
Гнев во взгляде Кровавого Ангела лишь встревожил Федорака еще пуще, но прежде, чем он успел ответить, Мефистон показал ему на реку и задал вопрос:
— Мы там, где находился мост? Он стоял здесь, прежде чем его подорвали культисты?
— Примерно, — ответил полковник и прищурился, изучая деревья. — Да, думаю, здесь.
Мефистон бросил взгляд на Рацела и постучал по оплетенной кожей книге на поясе.
— «Пресыщенная коса», глава двадцать седьмая, стих седьмой. «Неописуемый магнетизм». Давай посмотрим, что тут делал Цадкиил.
Рацел приказал отделению Туриоссы рассредоточиться среди деревьев и встать на страже. Потом он снял книгу с
Федорак попятился, мотая головой, и вытащил пистолет, когда библиарии начали изрекать воззвание.
Мефистон говорил по памяти, пока Рацел читал. И без того низкий тон, которым произносились слова, с каждой фразой понижался, пока шум не стал совсем непохожим на то, что могло бы исходить из человеческих голосовых связок.
Рацел воздел посох, позволив солнечным лучам сверкнуть на рогатом черепе, а Мефистон обнажил Витарус и показал им на стремительный поток.
Гулкие голоса библиариев, усиленные варповством, заставили содрогнуться весь горный склон, будто его охватило небольшое землетрясение. Вниз покатились булыжники и ветки, и полковник взобрался на дерево, тревожно оглядываясь, пока осколки камней стучали по его бронежилету.
Наконец единым рокочущим ревом библиарии отдали приказ.
От берега потянулись нити красного света, похожие на багряные лучи солнца, идущие из подземного склепа. Их были десятки. Казалось, в сердце реки растут алые деревья. Сперва воды текли прямо через сверкающие колонны, но, когда два библиария снова изъявили свою волю и голоса их эхом разнеслись по лощине, красные нити переплелись, образовав единую структуру.
Вода обрушивалась на алую стену, с грохотом растекаясь по обе стороны от нее. Федорак вскарабкался выше, но Кровавые Ангелы лишь уперлись в землю, готовясь встретить бурлящие потоки вышедшей из берегов реки. Вокруг мчалась вода, однако библиарии спокойно шли через грязевой оползень к открывшемуся берегу. В грязи бились рыбы и жабы, над ними клубились мухи. Река уже текла в новом направлении. Мефистон провалился по колено в липкую грязь, подтягивая себя Витарусом в середину опустевшего русла. Когда же он добрался до центра, то воткнул меч по рукоять и направил через клинок пламя варпа.
Грязь забурлила и вскипела, окутав Астартес вонючим паром. Примеру старшего библиария последовал и Рацел, ударивший посохом и выпустивший вторую волну психической силы. Спустя несколько минут в грязи появились проблески серебра, отражающего лучи солнца на лица библиариев.
Когда потоки варпа хлынули по его костям, Мефистон осознал, что ему едва ли нужно произносить слова ритуала. Его сила была теперь столь неотъемлемой, настолько тесно связанной с его разумом, что она выплеснулась из него почти по собственной воле. Было время, когда он с подозрением отнесся бы к такой необузданной мощи. Рацел смеялся над смертным солдатом из-за того, что тот путал психические дисциплины с колдовством, но чем дальше углублялся в своих исследованиях Мефистон, тем яснее понимал, как тонка грань между ними. На протяжении веков организации, подобные его собственному библиариуму, облачали свои дисциплины в таинственный и эзотерический язык, полагая, что именно благодаря запутанным обрядам сохраняют разум чистым. Мефистон начал смотреть на вещи иначе. Ему казалось, что не столько метод, сколько намерение отделяет божественное от проклятого. Он вспомнил свое нежелание оживить мертвого пилота боевого корабля. Некоторые вещи были явно за гранью допустимого, но здесь, на Сабассусе, он знал, что следует
И потому Властелин Смерти принял текущие через него потоки и выпустил через клинок в землю всю ярость, призванную ритуалом.
Грязь и мухи разлетелись от взрыва во все стороны. Все подножие реки вздыбилось, будто поднятый парус. Рацел пораженно рассмеялся и покосился на Мефистона, когда перед ними открылся огромный серебряный механизм.
— Во имя Сангвиния! — Космодесантник пытался перекричать грохот, шатаясь так, будто стоял на палубе гонимого бурей корабля. — Ты хоть произнес слова?
Мефистон покачал головой. Алый свет сочился от его брони, пока он превращал берег в рваный кратер. Казалось, два библиария пали с небес, пробив дыру в горе.
— Ты в порядке? — спросил Гай, понизив голос, когда гул утих. — Ты управляешь даром?
— Я целиком подчинил его, Рацел. — Старший библиарий небрежно махнул рукой, и с их брони слетела грязь, отброшенная к далеким деревьям. — Он — я, а я — он. Мы больше не боремся друг с другом.
Он видел, что Гай все так же внимательно наблюдает за ним, как и всегда. Прежде лишь бдительность Рацела не давала силе захлестнуть Мефистона, но эти времена прошли. Теперь сознание и подсознание действовали в идеальном согласии. Он совершенно ясно мог видеть каждый аспект своего дара.
Когда грязь улеглась, библиарии начали изучать открывшуюся структуру. Это был серебряный круг, покрытый запутанными органическими узорами — завитушками и петлями, что переплетались, будто лианы, но явно имели рукотворное, а не естественное происхождение. Местами они образовывали буквы, которые Мефистон узнал и оскалился, сколь бы прекрасно выполнены те ни были. Рацел проследил за его взглядом и прошептал проклятие.
— Темное наречие.
— Должно быть, Цадкиил искал этот портал, — кивнул Мефистон, постучав клинком по изогнутому знаку.
— Но зачем? — Керамит с лязгом ударился о металл, когда Рацел опустился на колено и припал к поверхности. — Зачем демон пытался проникнуть в эту гору? — Он нахмурился и опустился ниже, почти прикоснувшись ухом. — Мефистон, ты это слышишь?
Властелин Смерти присел рядом с ним. Сперва он слышал, лишь как камни и земля падают с краев кратера, но затем разобрал что-то другое, отдающееся сквозь металл.
— Пение?
— Звучит, как хор, — кивнул нахмурившийся Рацел.
Мефистон оградил себя от любых иных дел и направил мысли лишь на этот звук. В числе прочих полезных навыков он научился, еще будучи послушником, концентрироваться на одной точке и за годы усовершенствовал эту технику. Все будто исчезло, и он остался наедине с песней. Это был прекрасный гимн. Но за красотой что-то таилось. Властелин Смерти направил мысли в глубь возвышенных нот и скривился. Звуки были рождены из боли. Произносящие слова голосовые связки были вынуждены это делать. Певец пребывал в кошмарных мучениях, и страдания его питали гимн.
Преисполненный отвращения Властелин Смерти вскочил и отошел. Так же поступил Рацел, уже собиравшийся что-то сказать, когда позади донесся громкий стук.
Они резко обернулись, выхватив пистолеты.
Это был Федорак. Он распластался у подножия кратера, перемазавшись в грязи и скривившись от боли.
Мефистон прошел к нему по металлическому диску и помог встать на ноги.
— Лучше бы ты к нам не подкрадывался, — проворчал Рацел.
Полковник кивнул, отряхивая одежду. Похоже, что он пришел в себя после недолгой паники и пытался глядеть на Мефистона с большим достоинством.