Мегафон
Шрифт:
Страх Литтенхэма отражает ту глубину внутренних противоречий, которые разъедают насквозь прогнившую капиталистическую систему. Эти противоречия, в первую очередь — противоречия между трудом и капиталом, растут, становятся все более острыми. И как ни стараются монополисты, поставившие себе на службу государство, закрепить свою власть антирабочим законодательством, мерами, направленными к уничтожению последних демократических свобод, к подавлению всего передового, всего прогрессивного в стране, борьба не прекращается, она обостряется все больше и больше. Развитие событий во всем мире, развитие событий в Европе ясно показывает,
Я. Викторов
1
Шум уличного движения в большом американском городе Мегаполисе перекрывал звуки, намеренно пронзительные, резкие и, надо сказать, мало приятные для слуха, — звуки, преследовавшие неблагодарную задачу привлечь общее благосклонное внимание.
Но городская толпа, давно уже научившаяся игнорировать все звуки, которые не имели прямого отношения к составлявшим ее единицам, сновала взад и вперед по шумным улицам, молчаливая и равнодушная. Вся эта разноголосица приводила лишь к тому, что каждый зазывала, каждый торговец, стараясь перекричать другого, восхвалял качества и достоинства товара только самому себе.
На юго-восточном конце квартала, где помещался доходный дом «Элбмерл», итальянец, продавец земляных орешков, прислушивался к пронзительному посвисту своей жаровни и, когда звук получался с хрипотцой, машинально постукивал по жаровне, чтобы восстановить привычный звук. Мальчишки-газетчики, пробегая по улицам, во все горло выкрикивали для собственного сведения новости: о вспыхнувшей стачке, о самом последнем похищении, о результатах бэйзбольного матча. Проезжал грузовик, битком набитый клоунами, восхвалявшими друг другу аттракционы, предлагаемые их цирком. Автомобиль, снабженный мегафоном, громовым голосом убеждал своего водителя в том, что во имя общественного блага настоятельно необходимо голосовать за такого-то кандидата. Ни одна душа на улице не услышала фамилии кандидата, потому что никому не было до него никакого дела. Впрочем, рев мегафона привлек к окну в нижнем этаже дома «Элбмерл» представительного брюнета, слегка спортсменского вида, одетого в костюм особого красновато-коричневого оттенка, который почему-то неизменно выбирают мужчины этого типа. Машина с мегафоном привлекла этого джентльмена к окну, где он так и остался стоять в полном изумлении, впившись в нее глазами, явно охваченный надеждой и чувством живейшей признательности. Он-то отлично разбирал, что кричал громкоговоритель!
«Каридиус — избранник народа! Голосуйте за Генри Каридиуса, независимого кандидата в члены Конгресса! Генри Каридиус — свободный представитель интересов всего американского народа! Не связан обещаниями! Не подчиняется никакой партийной программе! Каридиус — защитник народа от гангстеров! Борец против коррупции и взяточничества! Голосуйте за Генри Ли Каридиуса!»
Не отходя от окна, темноволосый джентльмен молча, но решительно поманил к себе двух молодых людей, сидевших у стола и выбиравших адреса из картотеки. Когда они, вопросительно взглянув на него, подошли к окну, он растерянно выпалил одним духом, стараясь, однако, не заглушить доносившиеся с улицы громовые раскаты мегафона:
— Глядите! Слушайте! Каково?
Его изумление передалось и молодым людям. Тот, что был повыше, воскликнул:
— Вот
Второй сказал:
— Ну и ну, Генри… да ведь это машина Четвертого района!
— Именно… их старая зеленая машина!
— Как это тебе удалось?
— Да я понятия не имел, что она работает на меня, Гиринг.
Высокий джентльмен заговорил удивленно и взволнованно:
— Послушай, Каридиус, возможно ли, мыслимо ли, чтобы Крауземан стал поддерживать твою кандидатуру?
Его товарищ отрицательно замотал головой:
— Ты с ума сошел, Собри! Крауземан — и вдруг за Генри, за борьбу с коррупцией и гангстерами?!
Собри с сомнением покачал головой и проводил глазами загадочный автомобиль.
— Все кандидаты начинают с лозунгов борьбы со взяточничеством, Гиринг. Крауземан это отлично знает.
— Нет, нет, — запротестовал Гиринг. — Генри действительно так думает, он не профессиональный политик. Крауземан должен это знать. Генри… Генри… — Тут мистер Гиринг умолк, ибо не мог найти подходящего слова.
— Я — живой протест против политиканства, — подсказал сам мистер Каридиус.
Как только рев мегафона замер, в комнату вошла молодая хорошенькая женщина.
— Генри, — начала она, но, заметив двух посетителей, кивнула им головой. — Хэлло, мистер Собри! Хэлло, мистер Гиринг! Генри, эта машина с мегафоном выкрикивала твою фамилию, правда?
— Миссис Каридиус, — сказал Собри, — совершенно очевидно, что Крауземан отступился от Бланка и перешел на сторону Генри.
— А почему он это сделал?
— Об этом меня не спрашивайте, миссис Каридиус… мало ли что бывает в политике… какая-нибудь ссора… ведь Крауземан настоящий диктатор.
— Из-за чего же им ссориться? Бланк не стал бы и пытаться заводить какие-нибудь реформы, неугодные Крауземану.
— Дело не в реформах… может быть, он потребовал от Крауземана слишком большой доли из его барышей. Или Крауземан потребовал чего-нибудь такого, что Бланк хотел приберечь для себя.
— Вовсе они не поссорились, — заявила миссис Каридиус, — а просто Крауземан понял, что его кандидат провалится, и решил примкнуть к нам, пока не поздно.
— Знаете что, — воскликнул Гиринг и схватился за шляпу, — пойду догоню машину и узнаю у шофера, известно ли ему, почему он агитирует за нашего кандидата.
Он помахал на прощание рукой и выбежал на улицу.
Миссис Иллора Каридиус, смотревшая в окно, вдруг вполголоса укоризненно сказала мужу:
— Вот идет твоя Конни Стотт.
— Гм… у нее, должно быть, вышли карточки, — громко и внушительно ответил Генри, как бы подчеркивая, что мисс Конни Стотт работает на него, а следовательно, и на нее, Иллору, и что, помимо всего прочего, они не одни в комнате.
— Будем надеяться, что она за карточками, — уронила Иллора с плохо скрываемой неприязнью.
Мистер Собри поспешно углубился в картотеку.
— Пожалуй, и мне нужно сделать вылазку, повидать кое-кого. Вот я взял себе половину Эндимион-авеню. И знаете что… — продолжал он задушевным тоном, делая вид, что не слыхал краткого супружеского диалога. — Я начинаю думать, что миссис Каридиус права. Возможно, Крауземан убедился, что ваши шансы подымаются и в последнюю минуту послал свою машину, чтобы не оказаться в дураках. Ведь он как кошка — всегда падает на ноги, откуда его ни сбрось. — Собри рассмеялся и поспешно направился к дверям.