Мегагрант
Шрифт:
Приехал Филипп Юнгеблут, который должен был выполнить основную часть работы по подготовке трахеи. Он тоже был в Исландии, потом по пути в Россию заехал домой в Стокгольм и в последний день перед вылетом умудрился повредить колено, на которое теперь была наложена шина. Передвигался он при помощи костылей. Филипп довольно беспечно отнесся к травме и уверил, что это никак не помешает его работе, хотя невозможно было себе представить, как ему удастся выдержать
Всем нам - гостям, журналистам и временным работникам - выделили большую аудиторию, оснастили ее компьютерами и Интернетом, кофемашиной, а каждое утро туда приносили подносы со свежими пирожками (Владимир Алексеевич Порханов не упустил ни одной мелочи).
Пациенты прибыли в клинику еще раньше, за десять дней до трансплантации. Юлия - с телевизионной группой «ARTE», сопровождавшей ее от самого дома. В больнице они проводили с пациенткой тоже достаточно много времени, ходили вместе на прогулки, беседовали. Как будто боялись пропустить какое-то слово или жест, или штрих - это была настоящая работа теледокументалистов. Юля иногда выражала недовольство:
– Шагу не дают ступить, - но чувствовалось, что она не против, наоборот, ей это внимание даже нравится, помогает скоротать время и отвлекает от неприятных мыслей.
В какой-то момент Дэвид Грин, посоветовавшись по телефону с Паоло и получив разрешение Игоря Полякова, сам отправился к пациентке. Он принес к ней в палату запасной биореактор и каркас. Подробно и доходчиво объяснил, как устроен прибор и для чего он нужен. Вместе они распаковали каркас, и Юля очень осторожно взяла его в руки.
– Это будет у меня внутри?
– Точно такой же, - ответил Дэвид.
– Надавите на него посильнее, не бойтесь. Посмотрите, какой он прочный и одновременно гибкий. Вы не должны будете его чувствовать.
Юля была очень довольна:
– Профессор Маккиарини еще в прошлую нашу встречу мне все подробно объяснил, но увидеть, подержать, - совсем другое дело. И добавила: - Здесь все такие внимательные. Хочу, чтобы все быстрее произошло. А профессор когда приедет? С ним я чувствую себя уверенно.
Корреспондент «ARTE» Аннет спросила ее:
– Что будешь делать, когда поправишься?
– Поеду с сыном на море и буду долго плавать. А потом начну работать - учить детей танцам.
Из-за Юлиного состояния ей нельзя было глубоко опускаться в воду - если бы вода попала в отверстие в горле, она могла умереть. Но это, конечно, была не самая серьезная ее проблема. Она вообще должна была постоянно думать об осторожности, чтобы не сделать неудачного движения. Не могла она и взять на руки своего сына и вообще свободно играть с ним, из-за этого малыш капризничал и даже начал побаиваться приближаться к ней. Юлю это очень расстраивало.
К Саше посетители ходили реже, хотя Дэвид и ему показал свои диковинки. Но тот во время посещений очень смущался, ему больше нравилось общаться с другими больными, соседями по отделению. Говорить он не мог, но часами играл с ними в домино или смотрел в холле телевизор.
Проведя несколько дней под крышей гостеприимной краевой больницы, все - хирурги, инженеры, журналисты, пациенты - почувствовали единение. Это
Но утром того дня я получила от него письмо:
«Паоло дал мне Ваш адрес для непредвиденных случаев, именно это со мной произошло. Меня задержали на паспортном контроле в Дюссельдорфе, где я должен был сделать пересадку по пути из Чикаго в Москву. У меня не оказалось российской визы. Можете мне помочь или дать совет?»
Я пришла в ужас, стала судорожно перепроверять, отправили ли ему официальное приглашение. Слава богу - отправили, месяц назад. Холтерман, словно почувствовав мои «судороги», прислал приписку: да, у него есть приглашение, и оно у него сейчас в кармане. Просто получив его, он сразу не обратился за визой, а потом был так занят, что совершенно забыл об этом. Где-то глубоко в его сознании осело, что виза у него уже есть, и он отправился в аэропорт в Чикаго сразу после очередной операции, захватив с собой приглашение.
Я немедленно позвонила профессору Порханову. Он выругался, затем начал думать вслух:
– В выходные ничего сделать не смогу, в понедельник мы ему визу организуем. Сюда приедет во вторник - пропустит, конечно, первую трансплантацию, но все-таки успеет на вторую.
Он отключился, зато прорезался Паоло:
– Как это могло произойти? Почему ему никто не объяснил, что нужна виза?
– Потом заговорил спокойнее: - Марку необходимо быть здесь в понедельник вечером, ты не представляешь, как это важно! Мы готовимся к очень сложной операции в Америке. Попробуй все-таки что-нибудь сделать.
Конечно, ни в одном российском консульстве в Германии не брали трубку. Я позвонила своему знакомому в Берлин, который держал турагентство, он сказал то же самое: понедельник, выдача визы - вечером. В этот момент ко мне подошла Аннет из «ARTE» - у телевизионщиков был перерыв, и она слышала мои разговоры.
– Кажется, мы можем помочь, - сказала она.
– Наш оператор Конан - из Австралии, мы заключили с ним контракт прямо перед этой поездкой, и у него тоже не было времени оформить российскую визу. Мы нашли агентство в Берлине, которое выдает визу за два часа. Правда, офис выглядит не очень... Если Марк придет туда в девять утра в понедельник, то уже в двенадцать сможет улететь, а значит, к вечеру быть здесь.
Она позвонила и получила подтверждение, потом отправила все данные доктора Холтермана, получила ответные инструкции, которые я переслала Марку. Он не стал спрашивать подробностей, просто ответил:
«Сегодня вылетаю из Дюссельдорфа в Берлин, буду ждать там».
Он успел вовремя, и только спустя несколько дней, когда трансплантации закончились, рассказал нам, что в поисках офиса он долго шел «по задворкам», а когда нашел «офис» агентства, то забеспокоился еще больше - можно ли доверять этим людям свой паспорт. Однако паспорт с визой ему вернули минута в минуту спустя два часа, и он успел на ближайший рейс до Москвы, на который заранее купил билет и даже зарегистрировался.