Мэгги и Джастина
Шрифт:
Огромные пустынные поля, согретые теплым дыханием, ширились амфитеатром под безмятежным небом.
Мэгги думала о том, как мелко и неприметно все, что знаешь, в сравнении с тем, что существует там, наверху. Как все-таки тяжела жизнь здесь, на земле! Нужно пробираться вперед ощупью, медленными шагами, и каждую минуту нужно вот-вот ожидать разочарования.
Ее воображение разыгралось. Она рисовала перед собой картины то своего не слишком счастливого прошлого, то воображаемого и совсем уж неопределенного будущего. Нет, все-таки то, что ждет ее, должно быть прекрасным. Иначе нет смысла
Несколько минут она стояла молча, не шевелясь, устремив глаза к мириадам миров, светившихся на темном небе. Падающая звезда пересекла огненной линией созвездие Кассиопеи. Там, наверху, над ней медленно вращалась вокруг своей оси сверкающая Вселенная, торжественная и великолепная, а с земли, погруженной во мрак, поднималось мягкое дуновение, словно нежное, теплое дыхание уснувшей женщины.
Мэгги уже знала, что не боится жизни. Она будет идти вперед, идти во что бы то ни стало, вместе с тем, что движется непрерывно. Нужно просто любить жизнь, и тогда она отплатит тебе тем же.
Дрохеда окружила ее ночной тишиной, легкими тенями возвышавшихся вокруг деревьев, откуда едва доносилось печальное бормотание речушки. Усыпанное звездами необъятное небо, раскинувшееся над ее головой, казалось, чуть побледнело, хотя стоял глубокий вечер.
Вернувшись в свою комнату, Мэгги еще долго сидела в кресле у окна, пытаясь понять, что с ней происходит и что ее ожидает завтра. Она с удивлением отметила, что в этом пробуждении к жизни виновата как будто не сама она, а какая-то другая, властная и чувственная женщина, которой она не знала и которой была вынуждена повиноваться. Глухие сомнения мучили ее.
Пробило полночь. Мэгги заставила себя лечь. Но когда она очутилась в постели, ее начали терзать мысли о том, что она поступает как-то неправильно, опрометчиво; с полчаса она ворочалась в полудреме, как на раскаленных углях. Ее преследовали все новые и новые образы, распаленные бессонницей. Ральф, Дэн, Дик, Люк, ухмыляющийся Джимси, Фиона, которая еще неизвестно что скажет, маленькая Дженнифер, бегающая с ободранными коленками по двору… Джозеф… Джозеф Уилкинсон… Что же делать? Может быть, лучше отказаться, пока все это не зашло еще слишком далеко.
И снова — нет, нет, она не будет сдаваться. Она слишком сильна и независима. Если понадобится, она уедет из Дрохеды и будет жить одна, или лучше вдвоем с Дженнифер. Она попросит Джастину оставить девочку с ней, и им больше никого не надо будет. Они уедут в Сидней, в Мельбурн или в Канберру. Может быть, отправятся куда-нибудь поближе к Большому Коралловому рифу, а может быть, останутся в Новом Южном Уэльсе. Сейчас это не имело особенного значения. Мэгги все больше и больше убеждалась в том, что должна поступать так, как ей подсказывает сердце. Все остальное будет насилием над самой собой и не принесет ей облегчения. У нее появился шанс, и она должна использовать его. А что подумают при этом братья и мать, уже не имело особенного значения. Главное — действовать.
С этими мыслями она уснула и без единого видения проспала до шести часов утра.
30
После отъезда Лиона в Бонн Джастина ощутила еще больший приступ одиночества, чем когда-либо до этого.
Порой ей казалось, что все исчезло навсегда и больше никогда не вернется. Но потом Лион звонил, говорил ей слова любви, и все проходило. Но не надолго.
Теперь Джастина каждый вечер проводила дома, ожидая только одного — звонка из Бонна. Иногда Лион не давал о себе знать, и тогда боль и сомнение с новой силой возникали у нее в душе.
Май был сырым и порой даже прохладным, налетавшие с Северного моря ветры приносили с собой прохладу, которая, однако, длилась недолго: весеннее солнце, выходившее из-за туч, снова нагревало воздух, и Джастина проводила долгие дневные часы в парках и маленьких кафе.
В театре приближалась премьера. Собственно, театральный сезон уже закончился, однако некоторые спектакли еще шли, а работа над пьесой «Девственница в объятиях грешника» подходила к концу.
Иногда Джастине позванивала ее прежняя гримерша, которая сейчас работала с Констанцией Шерард. Судя по ее рассказам, Клайд был в восторге от новой исполнительницы. Каждый день по несколько раз он повторял, что эта премьера в его театре станет гвоздем театрального сезона в Лондоне.
Похоже, что эта Констанция Шерард действительно была хорошей актрисой, потому что Джастине было известно — если Клайд чувствует удачу, он звонит об этом на каждом углу.
Иногда позванивал Марк Симпсон. Его оценки театрального дара Констанции Шерард были более сдержанными, однако, зная Марка, Джастина могла ни секунды не сомневаться в том, что и он вполне удовлетворен работой с новой партнершей. Марк часто приглашал Джастину посетить репетиции, однако она каждый раз отказывалась. У нее не было никакого желания наблюдать за тем, как юная особа с большими ангельскими глазами роет ей могилу.
Однажды после звонка Марка, когда был еще не слишком поздний вечер, Джастина сидела в кресле у окна и, задумчиво подперев ладонью подбородок, смотрела на город.
Воздух был полон влажной мягкости. Джастина открыла окно и, глубоко вдыхая свежий воздух, разглядывала изрезанную линию горизонта. Совсем недавно прошел дождь, и стекла окна с внутренней стороны были покрыты едва видным налетом. Кое-где вдали омытые ливнем здания блестели, словно полированные металлические зеркала. Ряды чистеньких и опрятных домов с бледными фасадами среди крыш казались бельем, разостланным на траве лугов.
Солнце еще не зашло, и над городом было светло.
Молочно-белое сияние сквозило и закрыло тучи еще туманившей город дымкой. Тучи постепенно уходили, и над городом чувствовалась несмелая веселость — кое-где небо было готово рассмеяться. После бурного порывистого ливня улицы вновь ожили и зашумели. Рассекая колесами лужи на мостовых, по Парк-Лейн катились автомобили; прохожие, весело перебрасываясь между собой шутками, не спеша гуляли вдоль богатых фасадов домов. Зонтики закрывались, укрывавшиеся под деревьями прохожие перебирались с одного тротуара на другой среди разливов луж, постепенно стекавших в отверстия водостока.