Меги. Грузинская девушка
Шрифт:
— Ты знаешь, что у Дидия со вчерашнего дня пируют?
— А что у них?
— Говорят, Хатуну выдают замуж.
— За кого.
— За какого-то абхаза.
— Стало быть, у них свадьба?
— Нет, помолвка.
Мальчик, сообщивший эту весть, украдкой посмотрел в сторону Меги. Кровь ударила ей в голову, и уже хорошо знакомая волна ярости захлестнула ее. Нау и Меги пошли дальше. Меги нарвала полевых цветов, сломала несколько веток цветущей дикой яблони и, взяв у Нау ребенка, положила на него цветы с ветками и завернула все в шаль.
Нау ничего не понимал.
— Ты
— Да, — ответил озадаченный Нау.
— Отнеси ребенка абхазу. Он пирует у Дидия.
Нау взял мертвого ребенка из рук Меги.
— Передай ему ребенка и скажи, что это подарок от меня.
Лишь теперь Нау взглянул девушке в лицо. Ему показалось, что она сошла с ума, но он ничего не сказал ей.
— Свадебный, мол, подарок… от меня… слышишь?
Нау молчал.
— Скажи ему, что я задушила дитя своими косами.
Нау снова взглянул на Меги. Теперь и его взгляд выражал безумие.
— Но ведь это неправда? — прохрипел он.
— Делай, что тебе говорят!.. Иди!..
Меги пошла в другую сторону. Нау постоял еще немного в нерешительности, потом направился к дому Хатуны.
У Дидия и в самом деле был настоящий пир, но не по случаю помолвки. К брату Хатуны пришли Джвебе, абхаз и еще несколько друзей. Абхаз явно ухаживал за Хатуной — это видели все, кто окружал его. Но он не решался просить руки девушки. Окружающие, однако, всегда быстрее принимают решение относительно того или иного человека, нежели он сам, особенно в вопросах, не имеющих к ним никакого отношения. Поэтому и на сей раз все было решено за абхаза и пущен слух, что он берет в жены Хатуну. Слух этот дошел и до его ушей, и он не стал его опровергать. С того момента, когда Астамур услышал, как Меги с презрением назвала своего ребенка «собачьим отродьем» — ибо это он тогда явился к ней, переодевшись в нищего, — его сердце ожесточилось. Он не мог решиться взять в жены Хатуну, что-то удерживало его от этого шага, но он даже и не пытался пресечь распространение слуха о его женитьбе.
Нау вошел в дом и попросил вызвать абхаза, который был уже навеселе. Нау передал ему сверток.
— Подарок от Меги, — сказал он глухо. Услышав имя Меги, абхаз испугался. Аромат свежих цветов и веток был приятен ему, и опьянение его сразу же улетучилось. Вдруг он увидел головку мертвого ребенка.
— Что это? — закричал он в ужасе.
— Подарок от Меги, — робко повторил Нау слова Меги.
— Молчи, подонок! — прикрикнул абхаз на Нау. Он положил сверток в траву.
Крик абхаза пробудил дремавшие силы Нау. Твердо, вызывающим тоном он сказал:
— Меги удушила дитя своими косами.
— Подлая шлюха! — крикнул абхаз, и рука его потянулась к рукоятке кинжала. Ярость Нау стала твердой и беспощадной, как сталь. Он был готов к отпору. Абхаз побледнел. Он вдруг пришел в себя и увидел перед собой страшного человека. Он был уверен в эту минуту, что может смертельно ранить своего противника, но так же ясно он сознавал, что смертельно раненный зверь в последнем прыжке задушит и разорвет его на куски. Астамур еще больше побледнел. Рука отпустила эфес, и он прошипел:
— Уйди!
Нау
Астамур упал перед маленьким трупом на колени и разрыдался, как ребенок. Он поднял сверток и незаметно покинул двор. Вдруг, вспомнив что-то, он побежал вдогонку за Нау.
— Нау, Нау!.. Стой!.. — крикнул Астамур вослед Нау, который в изумлении остановился.
— Прости меня, Нау, я сгоряча обидел тебя.
В словах абхаза были печаль и доверительность. Нау ничего ему не ответил. Его поразил вид Астамура.
— Почему, почему она это сделала? — спросил он в отчаянии, глядя в пустоту глазами, полными слез. Нау стало жаль его. — Где теперь Меги? — спросил абхаз кротко.
— Она направилась в эту сторону, когда я пошел к тебе, — сказал Нау уже почти дружелюбно. Привязав сверток к ветвям дуба, Астамур решительно зашагал в сторону, указанную ему Нау. Скоро он заметил на поляне Меги. Увидев его, она остановилась.
— Это правда? — крикнул он в бешенстве, идя ей навстречу.
Плотно сжатые губы Меги не размыкались.
— Что ты наделала, безумная? — крикнул он снова.
В глазах Меги и в самом деле мелькнуло безумие.
— Ты ответишь мне наконец?..
Он стал медленно приближаться к девушке. Рука его потянулась к эфесу кинжала. Меги молчала. И вдруг длинный нож блеснул в ее руке.
— Не подходи! — крикнула она угрожающе.
— Это правда? — повторил он свой вопрос, дрожа от ярости. Словно упавший сверху камень, прозвучал ответ:
— Правда.
Ужас исказил лицо абхаза. Рука, наполовину обнажившая кинжал, снова застыла… Взгляд Меги был еще страшнее. И снова он понял, что может сейчас, вот в этот миг смертельно ранить девушку. Но так же ясно он сознавал, что Меги, словно пантера, в ту же секунду нанесет и ему смертельный удар. Меги и в самом деле была похожа на пантеру. Астамур оцепенел, и опять силы оставили его.
Он стоял, будто околдованный, пожирая девушку изумленными глазами. Одетая в желтое платье, с белым платком на голове, она казалась ему привидением. Она была страшной в гневе и в то же время прекрасной. Ее глаза пылали огнем, но она молчала.
— Скажи наконец что-нибудь! — умолял ее абхаз.
— Из-за тебя я это сделала.
— Из-за меня?
— Я любила тебя…
Это неожиданное признание было для Астамура, как удар молнии. Он забыл обо всем, что произошло, и бросился перед Меги на колени, целуя, как одержимый, ее ноги. Меги отскочила в сторону. Он не понимал ничего, он стоял перед ней на коленях.
— Иди к своей Хатуне! — произнесла она с презрением.
Астамур продолжал стоять на коленях, как вкопанный, медленно начиная понимать причину бешенства девушки.
— Это неправда, неправда… — пробормотал он растерянно.
Но Меги уже не слушала его. Она резко отвернулась от Астамура, показавшегося ей таким жалким, и действительно уже не любила его в эту минуту. Она вся дрожала от отвращения к коленопреклоненному. Она пошла прочь, мрачная и неприступная, жестокая и страшная. Абхаз еще долго стоял на коленях. Его подбородок дрожал.