Механический Зверь. Монстр внутри
Шрифт:
Было решено уйти немного назад, чтобы оказаться под защитой елок и сосен и двигаться вдоль берега на юго-запад. Лаз, закончивший свои трансформации теперь больше времени проводил в воздухе, охотясь на всякую живность. Через пару дней после того как они повернули к западу, парившему в облаках разариту на глаза попалась необычная птичка. Похожая на ласточку, она тем не менее имела сразу четыре крыла. Большего с высоты в несколько сотен метров он рассмотреть не мог. Решив дополнить этой птичкой свою коллекцию, он камнем ринулся прямо на нее. Каково же было его изумление, когда буквально за секунду до того, как он вцепился десятисантиметровыми когтями в маленькую тушку, птичка вильнула в сторону. Он пролетел мимо, не понимая, что произошло. Его энергетическая аура была тщательно скрыта,
Решив плюнуть на охотничий азарт ради уверенности в поимке странной птички, он погнался за ней, и, когда она попала в его сферу контроля, связал ей крылья, сгустив вокруг них воздух. Ласточка камнем рухнула вниз, но он был к этому готов и поймал ее до того, как тушка разбилась о камни. Удивленный таким внезапным прибытием друга Фауст поинтересовался, в чем дело.
– «Ты знаешь, что это за птичка?» - Теперь, когда “ласточка” была у него в руках он смог получше ее рассмотреть. Крыльев было даже не четыре, а шесть: еще одна пара скрывалась ровно под первой. Очень жесткие перья, слишком вытянутая голова, длинный хвост – все указывало на то, что эта птица создана для резких маневров. Так что было не удивительно, как ей удалось выскользнуть из его когтей.
– «Ты поймал веретенку! Первый раз вижу их так близко. Насколько я знаю, их перья ценятся на вес золота в любой конторе. Однако изловить такую невероятно сложно. А еще говорят, что похлебка из ее мяса невероятно вкусна. Пожалуйста, скажи мне, что ты принес ее в суп!» - Фауст облизывался как самый настоящий кот.
– «Извини, но нет. Судя по всему, эта, как ты ее назвал, веретенка, такая же, как и разарит – зверь без предка и потомков. Непонятно откуда взявшаяся форма жизни. А в таком случае ее тело – кладезь интересных способов трансформации. Так что мне придется ее изучить. А к концу процесса она слишком протухнет для супа».
– После включения физиологии разаритов в свои трансформации Лаз загорелся идеей продолжить этот процесс. Странные, ни на что земное не похожие звери могли дать такую возможность. Он и раньше встречал пару веретенок, но упустив их, не пытался поймать снова. Тогда он жил как зверь и предпочитал не пользоваться магией, если это не было жизненно необходимо. Так что Фаусту пришлось остаться без супа. Дав своему расстроившемуся другу обещание, что из следующей встреченной веретенки они приготовят похлебку, Лаз приступил к вскрытию.
Сердце пичуги он давно остановил, чтобы не мучилась. Внутри птичка ничем особенным не выделялась, кроме обилия мышц для поддержания работы трех крыльев. Так что Лаз недоумевал, как ей удалось среагировать на его нападение. Да, уклониться она могла, сильные крылья и похожее на стрелу тело давали такую возможность. Но чтобы уклониться от опасности нужно эту опасность засечь. А на это у нее не должно было быть времени. Решив проверить все эмпирическим путем, Лаз начал проектировочную трансформацию в веретенку. Вначале что-то не срасталось, но тут опять включились странные законы мира. Неизвестные элементы пазла достраивались сами, и на следующий вечер Лаз уже закончил и взмахнул шестью крыльями сразу.
Вот только что-то было не так. Что конкретно он понял секунд через десять. Вернее, через две. Весь мир вокруг начал двигаться как в замедленной съемке. Фауст, помешивающий угольки в костре, двигался как под водой – медленно, плавно.
‘Странно, - успел подумать Лаз, как вдруг заметил сорвавшуюся с елки шишку. Та тоже как будто двигалась в густом желе, падая почти полминуты - Погодите, это не мир замер, это я начал ощущать его по-другому!’ - Лазарь наконец понял, в чем дело. Так вот как веретенка успела отреагировать на его атаку – для нее он двигался со скоростью паралитичной бабули. А главное, что, несмотря на такое скоростное восприятие, замедляющее окружающий мир где-то раз в пять, тело птички отлично слушалось. Поразительная скорость передачи импульсов по нервам. Поэтому-то он и не заметил ничего особенного – птичка была давно мертва и никакой ток по телу не
Перекинувшись обратно в сокола, Лаз чуть не упал с посоха. Голова кружилась как после часа непрерывного катания на карусели. Он точно должен добавить особенности тела веретенки в остальные тела. Это будет еще одним шагом к чему-то он сам не знал к чему.
*** *** *** *** ***
– «У всех есть что пить? Хорошо. Сегодня очень странный день, потому что сложно сказать, чего в нем больше, хорошего или плохого. Сегодня моему сыну, если он еще жив, исполнилось одиннадцать лет. Никто не знает ни где он, ни что делает, все ли с ним в порядке».
– «Я знаю, что с ним все хорошо. Я чувствую».
– «Лани, твой папа говорит речь, не перебивай».
– «Прости, дедушка».
– «О чем это я? Да. Также, сегодня мы не можем не вспомнить о том ужасном дне, когда все здесь присутствующие потеряли друзей и родных. Моя жена погибла, лучшие друзья нашего младшего поколения тоже, и вместе с ними много других очень хороших людей. Я не знаю, как повернулась бы судьба, не будь в тот день Лазариса там, где он был. Может мы все были бы сейчас мертвы, а может кто-то из тех, кого сейчас нет с нами был бы жив. Но это жизнь, она не знает слова “бы”, так что мы имеем то, что имеем. Давайте выпьем за всех почивших и за всех выживших, и за Лаза тоже, что бы он ни сделал, он останется моим сыном».
– «Выпьем».
– «Выпьем».
– «Да».
– «Ага».
– «Алексис, не плачь, все будет хорошо, я обещаю».
– «Я не плачу, не плачу, все. Выпьем».
– «За Дьяволенка, где бы он ни был».
– «За Черныша».
– «За Рыцаря и Штучку».
– «За Инь и Ян».
– «За Рыжика и Аватара».
– «Выпьем».
Глава 19. Снова деревня, очередные издевательства над соколом и сладкая месть.
Лаз снова с головой ушел в трансформации. Фауст не возражал, слишком долгое пребывание наедине с другим человеком всегда приводило к конфликтам и ссорам. А так каждый занимался своим, и только за едой или перед сном они болтали на разные темы. Обоих это устраивало. С веретенкой все было одновременно и проще, и сложнее, чем с разаритом. С одной стороны, сам принцип внедрения физиологии одного зверя в другого был уже отработан. С другой возникало два препятствия. Во-первых, было намного сложнее настолько кардинально менять состав нервных волокон, не зная всех деталей. Лазарю приходилось работать практически вслепую. Во-вторых, возникала проблема с объединением двух разных изменений в одном теле. Так что с соколом Лаз закончил уже в последних числах зимы. Теперь его любимое тело, кроме измененных органов чувств, усиленных мышц, сухожилий, костей и органов заимело себе уникальную нервную систему. Еще две недели у него ушло на то, чтобы научиться включаться в нормальное течение времени, чтобы нормально разговаривать с Фаустом. Общаться с человеком, говорящим как в замедленной съемке было невыносимо.
Зато дальше было намного проще. По уже отработанной схеме были изменены тела кота, волка, совы, хорька, рыси и многие другие. Когда Лаз закончил с последним телом, весна уже была в самом разгаре. Они давно ушли от моря и сейчас снова брели на юго-восток по лесам и горам. В этих краях было намного теплее, чем в Эшельраге, да и весна уже вовсю показывала себя. Так что они пошли бодрее, не задерживаясь на одном месте по нескольку дней. Седьмого числа пятого месяца они вышли из, казалось, бесконечного леса. Он закончился как-то резко, будто его отрубили большим мечом. Дальше шли поля до горизонта, засеянные озимой пшеницей, овсом, рожью и другими культурами.