Мексиканский для начинающих
Шрифт:
Некоторое время они ехали в желтой машине по городу, где все было кубически-пирамидальным. Только Шурочка плавно состояла из овалов, эллипсов и полукружий. Склоняясь к этим приятным очертаниям, осмелевший Васька вопрошал:
– Шурочка-мурочка, на каком я свете?
– Новый свет! – усмехалась она. – Погляди, вторая по величине в мире площадь – Сокало!
«В каком именно мире?» – думал Васька, разглядывая квадрат, окруженный прямоугольными дворцами и собором, настолько изрезанно-кружевным, что терялась определенность форм. В центре площади торчал флагшток с тяжелым
– Шурочка, мне хочется переспать с тобой прямо здесь, под государственным стягом! – Конечно, сказывалось отсутствие духа. А бедная душа не могла управиться с распоясавшейся плотью.
– Вась, – мягко сказала Шурочка, – у нас еще все впереди.
Из узких центральных улочек они выбрались на какую-то авениду. Ослепительное солнце раскатывалось по ней, а вдоль стояли небольшие бронзовые герои и генералы на скромных постаментах. Высоко в лазурное небо уходили, как слоновьи ноги, серые стволы пальм, а кроны их напоминали архитектурные сооружения для небожителей. Золотой ангел с трубою застыл среди них, вроде раздумывая, в которое въехать.
Машина пронеслась по сплетению виадуков и туннелей, остановилась у светофора, где некий человек выпускал изо рта последовательно красное, желтое и зеленое пламя, проскочила пару улиц, плотно укрытых деревьями без листьев, но с пурпурными и лиловыми цветами, так что небо виделось то лиловым, то пурпурным, и нырнула в прохладное подземелье пирамидального отеля.
– Приводи себя в порядок, сеньор Прун, – сказала Шурочка. – Через пару часов будь готов – программа у нас напряженная. В общем – переведи дух! – И ласково потрепала по щеке.
Поскольку дух уже перевелся, Ваське ровным счетом нечего было делать. С двенадцатого этажа разглядывал он этот непонятный город, в котором так стремительно очутился, без видимых на то причин. «Могла же Шурочка все подстроить, – раздумывал он. – Специально! Со мною хочет побыть».
И надо сказать, в этом размышлении, довольно нелепом, Васька очень приблизился к истине. Но как всякая, эта раскроется не так быстро, как хотелось бы, – по крайней мере, автору – путь достаточно, увы, тернист…
– Вась, – послышалось. – Опохмелиться бы, – это был весьма родной, а в настоящее время замученный голосок. – Загляни-ка в барчик, – просила душа. – Вот-вот, под телевизором!
Оказавшиеся там бутылочки были настолько малы, какие-то дамские пальчики, слезы кукушкины, что пришлось хватить десяток.
– Большой, указательный, средний, мизинец, – загибал Васька. – Полегчало?
– А безымянный?
– Ах да! Чего еще пожелаете?
– Шурочку бы, – вздохнула душа.
– Погодите до вершины пирамиды, – успокоил Васька, раздеваясь в ванной. – Там, говорят, энергетические потоки! Чувства по гиперболе! Однако с носками меня подвели, все те же носки, с дырками.
Спасение на вершине
Город никак не кончался. Казалось, состоял из островов, соединенных меж собой некоторыми перешейками. Машина попадала то на небоскребный остров, мгновенно перетекавший в остров кучерявых особняков, с башенками, колоколенками, куполками, то въезжала на остров длинных
Город был немыслим, трудно вообразим, как сокровища ацтеков. В конце концов он полез куда-то ввысь – на пригорки, холмы да старенькие обессилевшие вулканы. Перелез-таки и долго тянулся еще вдоль дороги. Меж домов паслись горбатые зебу, скакали сомбреристы, пыля и щелкая бичами, а город вновь набирал мощь, растекался вширь, вдаль, взмывая под небеса, соскальзывая в ущелья иссохших рек.
На последнем его издыхании стоял косопирамидальный каменный парус, в который, казалось, удерживая город, били все ветры вселенной, создавая внезапный сельский покой: мирные разноплеменные стада средь автомобильных свалок, казахский с виду полустанок в зелени текильных кактусов, придорожно какающий мальчик и девочка на кубе. А впереди среди гор возникли пирамиды. Они напоминали оструганные горы. И выглядели хорошо, моложе вулканов – то ли дети, то ли внуки.
Машина остановилась, и быстрым шагом приблизился господин в ослепительно белом костюме, высокого собачьего роста. И красив – нечто между сенбернаром и сан-франциско. Разве что лобик подкачал. Усеченный плоский треугольничек. Напомнил Ваське сковороду, на которой можно поджарить глазунью, – не более чем из одного яйца.
– Бьенвенидос, – сказал господин.
– Добро пожаловать, – перевела Шурочка. – Сеньор Франциско – наш гид!
– Чего тут гидеть-то, – буркнул Васька. – Сами бы разобрались. – Он чувствовал, как Шурочкина теплота стремительно раздваивается, отдавая большее количество килокалорий внезапному сеньору Франциско. – Обойдемся без гидальго! – И повлек Шурочку к пирамидам, выбрав наибольшую.
Но Франциско не отставал, цепляясь неразборчивой испанской речью:
– Эсто эс антигуасьюдад преколомбиана се яма теотиуакан…
– Какая к фигам яма? – раздражался Васька.
– Город доколумбовой эпохи, – переводила Шурочка, – под названием Теотиуакан.
– Да хрен с ним! Ты за моим пальцем гляди, – оттеснил Васька гида. – Вот перед нами две типичные пирамиды – одна побольше, другая поменьше. Это такие тела, ограниченные равными треугольниками, составленными вершинами в одну точку.
– Ну сразил! – ахнула Шурочка. – Исчерпал тему – одним глотком!
– Аки убосакрифисиос уманос, – подтявкивал сзади Франциско, не соображая своими сенбернаровскими мозгами, с кем вздумал тягаться. – Порарива!
– Здесь имели место человеческие жертвоприношения, – покорно вздохнула Шурочка. – Там, на вершине.
«Вот где мы спасемся от Франциско, – решил Васька, – и объяснюсь с Шурочкой, до дна». И по широким ступеням, обскакивая спускающихся и восходящих пирамидян, потянул ее вверх-вверх. Шурочка чуть повизгивала, но влеклась. А Франциско притормозил у подножия.