Мельин и другие места
Шрифт:
— «Как у тебя все легко и просто: полюбила — разлюбила, приворот — отворот» — духи были возмущены. Их огонечки засверкали нестерпимо ярко. — А ты знаешь, что Ама, твой папридой….
Но тут гигантский зверь проснулся, затряс усами и оглушительно чихнул. Стихийчиков разбросало в разные стороны. Пока папридой потягивался и почесывался, Нинка внимательно его разглядывала.
Округлый живот, как пушистый шар на длинных пушистых лапах. И какая-то по детски смешная мохнатая голова, и забавный хвост прутиком. Почему-то девочка думала, что у самки папридоя как и у всякого зверя женского
— «Доброе утро!» — прозвучало в голове у девочки. Лучистые глаза Амы искательно заглянули в ее лицо. Нинка попыталась улыбнуться в ответ. Ей придется рассказать Аме все. Рассказать и попросить прощения. Но слова не получались. В голове не рождались нужные мыслеобразы.
— «Что случилось? — ты чем — то не довольна?» — просигналила Ама. Видимо поток эмоций, нахлынувших на девочку, задевал папридоя и без мысленной речи. Тут Нинка решилась. Она объяснит зверю все, но потом; потом, когда все исправит. Она должна ее расколдовать, и тогда она попросит у Амы прощение.
— «Я хочу показать тебе одно место» — послала Нинка папридою слова мысленной речью. — «Тебе там понравится!».
На сосновый бор, притулившийся между звонкой речкой и поганым болотом, девочка натолкнулась еще в детстве. Мелкий серо-желтый песок покрывал сизый ковер сухого ломкого мха. Коричнево-рыжие сосны как человечки склонялись одна к другой. Вроде бы все обыкновенное, но место было совершенно нездешним. Оно не принадлежало этому миру, как, впрочем, и никакому другому. Почему так, Нинка объяснить не могла, но чувствовала она это вполне определенно. Нездешние были покой и отрешенность, даже сам воздух. Сюда никогда не забредали звери и не залетали птицы. Но девочке было здесь хорошо. Поэтому она не поделилась своей находкой ни с кем из клана, но в каждую свободную минутку прибегала сюда посидеть под соснами и тоже стать чуть — чуть другой.
А потом, когда она стала постарше, здесь начали происходить странные вещи. Нинка не засыпала, но как-то отключившись от действительности наслаждалась проведенным здесь временем. И перед ней будто наяву появлялись разные картины. Большую часть их она не понимала, некоторые ее пугали. Но понемногу девочка поняла, что видит кусочки будущей жизни. Так происходило не всегда, но довольно часто.
Вот и теперь Нинка решила, что лучшего места для снятия приворота ей просто не найти. Сначала она попытается посмотреть вперед, в грядущее, а потом, может быть, попробует все исправить.
Нужно было сориентироваться куда идти.
— «Я сейчас полезу на дерево, — передала девочка Аме свои мысли». — Нужно узнать в какую сторону идти.
— «Зачем на дерево?» — удивилась папридой. Покажи, какое место. И в ответ на недоумение Нинки, попыталась объяснить: — Подумай о нем так, чтобы я увидела. Папридои знают…..места.
Девочке не пришлось напрягаться, знакомый образ сухого мха, теплого плотного смолистого воздуха возник в ее голове сам собой.
— «Знаю где, — мгновенно откликнулась Ама. — Туда надо идти? — И Нинка ощутила явную неохоту зверя.
— «Надо, обязательно надо», — ответила девочка и папридой не стала с ней дальше
Они отправились в путь и вскоре Нинка начала узнавать места, где они шли. До конечной цели их похода было не так уж и долго — к вечеру они должны добраться. Чтобы как-то развеселить загрустившую Аму, девочка попыталась развлечь ее разговором
— «Вы верите в Великого Духа? — спросила Нинка папридоя.
— «Мы знаем только Большого Деда, — тут же откликнулась Ама.
— «А кто это?»
— «Он пришел к папридоям, когда мы были еще зверями, — тут девочка ощутила, что папрдой улыбается. — Он дал нам мысли и научил нас думать.
— «Думать?» — переспросила Нинка.
— «Говорить из головы в голову» — уточнила Ама. — Мы не можем как вы. У нас другой рот, и то что внутри. Тут пушистый гигант наклонился и разинул пасть. За мощными зубами, способными перекусить бревно, развивался раздвоенный язык, переходящий в хрящеватое внутреннее горло.
— «Большой Дед сказал, что делать можно, а что нельзя, — продолжала папридойка. — а потом ушел. Но папридои знают — он видит.
— «А что нельзя делать?» — заинтересовалась Нинка.
— «Нельзя бить больных и маленьких» — важно пояснила Ама. — «Нельзя думать неправду…».
— «Чувствовалось что она выдает истины, которые затвердила еще в детстве».
Когда они пришли к сосновому бору уже стемнело. На небе вступила красная луна. Никогда еще Нинка не видела ее такой огромной. Папридойка настороженно озиралась.
— «Сейчас воды согрею» — просигналила ей Нинка. А ты пока отдохни. Но Ама и не подумала ложиться: напряженная, вытянувшаяся, она замерла как гигантская статуя.
Вода в самодельном котелке из коры железного дерева закипела очень быстро. Девочка протянула руки над паром, чтобы согреться. Невольно взгляд ее упал на бурлящую поверхность воды. Как много пузырей. Один большой все никак не лопался. Его поверхность ширилась, росла и скоро заняла весь котелок. И вдруг Нинка увидела в нем бегущих людей. Все ближе, ближе. Она уже узнает их лица: Гур, Василий, а вот и Мих. Рты раскрыты, они кричат; в руках копья. В воздух взлетают молнии. Девочка уже почти разглядела, в кого они целятся, но тут виденье исчезло. Теперь из котелка на нее смотрело черное страшное лицо из — под черного капюшона. Ведун! Стертые глазницы черепа сверлили тяжелым взглядом. Они искали ее, Нинку, она была в этом уверена. Девочка чувствовала, что у нее нет сил противится, она падает в эти черные злые водовороты чужой воли. А там, в них, поджидало то, что хуже смерти.
Шипя от напряжения Ама мордой опрокинула котелок, и страшное видение исчезло. Нинка упала на мох и закрыла лицо руками. Ее била дрожь. Бежать, надо скорее бежать отсюда. Иначе Ведун найдет их.
Великий Дух! Какой же дурочкой она была, когда думала, что сможет сама освободить Аму от приворота. Нинка ощутила себя маленькой и слабой. Ее сила, ее безопасность — клан. Нужно скорее идти в становище. Там охотники они защитят. И Фатима, их Ворожея. Уж она то наверняка знает, как делают отворот. Они спасут и Аму и Нинку. Все будет хорошо. Дрожь понемногу отпустила девочку. Она погладила морду папридашки рукой еще слабой от пережитого ужаса.