Мелкий снег (Снежный пейзаж)
Шрифт:
Между тем Юкико была уверена, что доктор Кусида на его месте давно уже назначил бы уколы. Она высказала свои опасения сиделке, и та объяснила, что доктор Сайто, как и его отёц, относится к уколам с предубеждением и назначает их только в самых крайних случаях.
«Госпожа Юкико считает, — сказала хозяйке О-Хару, приехав в очередной раз в Асию, — что нужно поскорее пригласить доктора Кусиду, Сейчас, мол, не тот случай, чтобы думать о приличиях. Она очень просит вас приехать в Нисиномию». К этому О-Хару добавила, что за последние пять-шесть дней Кой-сан совсем исхудала и до того изменилась, что барыня, наверное, её и не узнает.
Ещё совсем недавно Сатико, наверное, побоялась бы навестить сестру из опасения рассердить мужа, кроме того, она всегда боялась инфекций. Но сегодня она не раздумывая согласилась сию же минуту ехать в Нисиномию, но сначала решила всё-таки позвонить доктору Кусиде.
Объяснив ему в нескольких словах суть дела (Таэко была в гостях у знакомых в Нисиномии и там неожиданно
Положив трубку, Сатико вместе с О-Хару села в ожидавшую их у ворот машину. Проехав мост Нарихирабаси, они вдруг увидели за оградой одного из особняков, стоящих вдоль горного склона, великолепную сакуру, сплошь усыпанную цветами.
— Вот красота-то… — невольно вырывалось у О-Хару.
— Да. Эта сакура всегда зацветает раньше других, — откликнулась Сатико.
Над залитым солнцем шоссе мягко струился прогретый весенний воздух. В сумятице и тревогах о сестре Сатико и не заметила, что наступил апрель. Пройдёт ещё дней десять — и повсюду расцветёт сакура. Только удастся ли им, как всегда, всей семьёй отправиться в Киото? Вот была бы радость! Но нет, Сатико понимала, что даже при самых благоприятных прогнозах так скоро сестра не поднимется. Тогда, быть может, они успеют полюбоваться хотя бы поздней сакурой в Омуро?.. Как странно, в прошлом году Эцуко заболела скарлатиной тоже в апреле. Правда, это было уже после поездки в Киото, но из-за её болезни Сатико пропустила выступление Кикугоро. Скоро он снова приезжает в Осаку и будет исполнять «Девушку с глициниями». Сатико так хотела побывать на этом спектакле! Неужели и на сей раз ей это не удастся?
Машина свернула на набережную. Вдали, окутанная дымкой, высилась Кабутояма — Шлем-гора.
20
Услыхав шум мотора остановившейся перед домом машины, Окубата и Юкико поспешили спуститься вниз. В прихожей Окубата сделал Сатико знак, что хочет с нею поговорить, и повёл её в дальнюю комнату.
— Извините, что сразу же перехожу к делу, но мне нужно кое-что вам сообщить…
И Окубата рассказал Сатико следующее. Только что приезжал доктор Сайто. Когда Окубата вышел его проводить, доктор покачал головой и сказал, что состояние Таэко нельзя признать удовлетворительным. Сердечная деятельность в значительной степени ослаблена. Кроме того, сегодня ему показалось, что у больной увеличена печень. Кое-какие симптомы указывают на то, что у неё начался абсцесс печени. Что это такое: — спросил Окубата. Это заболевание, при котором на печени образуются гнойники, объяснил доктор. Резкие перепады температуры, лихорадка и озноб служат характерным признаком именно этого заболевания. При дизентерии таких симптомов, как правило, не наблюдается.
Однако полной уверенности в этом диагнозе у него нет, сказал доктор Сайто, поэтому он считал бы целесообразным пригласить консультанта из клиники при Осакском университете. В ответ на дальнейшие расспросы Окубаты доктор объяснил, что возбудителями этого заболевания служат бактерии, попадающие в печень при поражении какого-либо другого органа, например, кишечника, как в случае дизентерии. Если очаг воспаления единичен, болезнь легко поддаётся лечению, если же таких очагов в печени образуется много, бороться с нею подчас оказывается очень трудно. Опять-таки, если гнойник лопается и гной по желчным протокам попадает в кишечник, это неопасно, но если он проникает в плевральную или брюшную полость, снасти больного в подавляющем большинстве случаев не удаётся. Хотя доктор Сайто избегал прямых утверждений, Окубате было совершенно ясно, что он не сомневается в правильности своего диагноза.
Выслушав, Окубату, а потом и Юкико, которая добавила к его рассказу кое-какие подробности, Сатико попросила проводить её к больной.
Таэко лежала наверху, в небольшой комнатушке с балкончиком, выходящим на южную сторону. Хотя полы здесь были покрыты циновками, комната мало походила на японскую, традиционная ниша в ней отсутствовала, стены и потолок были выкрашены белой краской, а дверь крепилась на петлях, как в европейских домах. [105] Вся мебель состояла из стенного шкафа да треугольной этажерки в углу, которую украшали заляпанный воском старинный подсвечник, несколько безделушек, купленных, должно быть, на какой-нибудь барахолке, и заметно выгоревшая французская куколка работы Таэко. На стене висела картина на стекле кисти Нарасигэ Коидэ. [106]
105
«…дверь крепилась на петлях, как в европейских домах…»— В японском доме двери отодвигаются в сторону, скользя в пазах, устроенных для этой цели в полу.
106
«…кисти Нарасигэ Коидэ…»— Нарасигэ Коидэ (1887–1931) — художник, следовавший в своём творчестве принципам европейской живописи.
Таэко лежала на правом боку и неотрывно смотрела на дверь, в которой вот-вот должна была появиться Сатико. Жар, по-видимому, немного упал. Помня слова О-Хару о том, как сильно изменилась сестра, Сатико боялась этой встречи, но, к счастью, Таэко показалась ей не настолько измождённой, как она себе представляла. И всё же болезнь, без сомнения, оставила свой след. Круглое лицо Таэко осунулось и как бы удлинилось, смуглая кожа приобрела ещё более тёмный оттенок, глаза казались огромными.
Однако куда больше Сатико поразило другое — впечатление странной неопрятности, исходившее от облика сестры. И дело было вовсе не в том, что Таэко несколько дней не принимала ванну, — ощущение нечистоты вызывалось чем-то совершенно иным. Следы не вполне праведной жизни, которые прежде, скрывала косметика, теперь отчётливо проступили в её заострившихся чертах, и от этого казалось, что на её лицо легла тень какой-то мрачной, постыдной тайны. Сатико смутно сознавала всё это, глядя на сестру, которая лежала перед ней, бессильно уронив руки на одеяло, точно обитательница какой-нибудь ночлежки, измождённая не столько болезнью, сколько усталостью, накопившейся за долгие годы беспутства.
Обычно, когда молодая женщина оказывается на длительное время прикованной к постели, в ней появляется что-то жалкое, по-девически хрупкое, чистое, одухотворённое. С Таэко же всё было наоборот: она совершенно лишилась своего юного обаяния и выглядела намного старше своих лет. Более того, в её облике, как ни странно, не осталось и намёка на бойкую современную барышню. Сейчас она скорее напоминала подавальщицу из какого-нибудь чайного домика или ресторанчика самого низкого пошиба.
Спору нет, Таэко всегда была не такой, как её сестры, и всё же любому было ясно, что она происходит из хорошей семьи. Теперь же эти ввалившиеся щёки, эта землистая кожа вызывали в представлении Сатико образ падшей женщины, одолеваемой куда более, тяжким и отвратительным недугом, чем дизентерия. Возможно, этот специфически нездоровый вид Таэко особенно бросался в глаза по контрасту с яркой тканью одеяла, но Юкико, должно быть, заметила его намного раньше.
С некоторых пор она избегала принимать ванну после Таэко. [107] При необходимости она не раздумывая могла воспользоваться бельём Сатико, но никогда ничего не брала у Таэко. Неизвестно, замечала ли что-либо Таэко, но Сатико давно уже обратила на это внимание. Более того, она знала, что чувство брезгливости по отношению к сестре возникло у Юкико после того, как до них дошёл слух, будто Окубата страдает хронической гонореей. Хотя Таэко постоянно твердила, что её отношения с Окубатой, а потом и с Итакурой не выходят за пределы «чистой дружбы», Сатико не особенно этому верила, однако сознательно не делала попыток доискаться до истины. Юкико тоже молчала, но в душе, несомненно, осуждала и презирала Таэко.
107
«…(Юкико — И. Л.) избегала принимать ванну после Таэко»— Ванная комната в японском доме устроена как миниатюрная баня, в которой имеется сравнительно глубокая деревянная бочка или маленький четырёхугольный бассейн (в современном доме), наполненные очень горячей водой и снабжённые деревянной крышкой для долгого сохранения температуры. В этой воде принято париться — конечно, после основательного мытья. Вода остаётся чистой, её не меняют для всех членов семьи (отсюда неправильное представление, будто японцы «моются всё в одной воде»). В данном случае, однако, понятно, что Юкико брезгала даже париться в воде, в которую погружалась Таэко.
— Ну, как ты себя чувствуешь, Кой-сан? — спросила Сатико, стараясь не выдавать владевших ею чувств. — Я слышала, будто от тебя осталась ровно половина, но, оказывается, это совсем не так. Сколько раз ты сегодня ходила?
— С утра три раза, — проговорила Таэко без всякого выражения, тихим, но внятным голосом. — Боли страшные, я тужусь, а результата никакого.
— При дизентерии так и бывает. На языке врачей это называется «тенезмы».
— Да? — Впервые за всё это время губы Таэко тронула тень улыбки. — Теперь уж я близко не подойду к макрели.