Мелкий снег (Снежный пейзаж)
Шрифт:
С этими словами д-р Кусида приступил к уколам, после чего сразу же откланялся, пообещав заглянуть на следующий день и бросив напоследок, что никаких оснований для беспокойства он не видит.
Заверения д-ра Кусиды, однако, не вполне успокоили Сатико. Провожая его до двери, она спросила сквозь слёзы:
— Вы уверены, доктор, что ничего опасного нет?
— Ну разумеется, — с всегдашней уверенностью в голосе ответил д-р Кусида.
— Но… не следует ли нам пригласить консультанта из клиники при Осакском университете?
— Нет, пока в этом нет надобности. Коллега Сайто преувеличивает. Уверяю вас, всё идёт нормально.
— Но, видите ли, доктор… Сестра так изменилась. Это ясно даже мне, человеку, далёкому от медицины. Ещё вчера у неё не было этого остановившегося взгляда. Не может быть такого, что мы её потеряем?
Доктор Кусида начисто отмёл такую возможность:
— Это совершенно исключено. Взгляд, который вас беспокоит, объясняется только одним — слабостью. Это пройдёт.
Проводив д-ра Кусиду, Сатико направилась в кабинет д-ра Камбары,
Оставшись одна в своей непривычно пустой гостиной, Сатико снова почувствовала тревогу и страх… Д-р Кусида лечит их уже много лет и ещё ни разу не ошибся в диагнозе. Стало быть, у неё нет оснований сомневаться в правильности его заключения и на сей раз. Его мнение заслуживает гораздо большего доверия, чем мнение д-ра Сайто. Но, как ни старалась Сатико убедить себя в этом, перед глазами у неё стояло лицо сестры, безжизненное, отрешённое, заставляющее её сердце сжиматься в предчувствии беды, понятном лишь человеку, в чьих жилах течёт та же кровь.
Сегодня Сатико поняла, что должна не откладывая сообщить обо всех в Токио. Собственно говоря, она и приехала домой для того, чтобы написать письмо Цуруко, но заставить себя сразу же приняться за дело не могла. Ей предстояло многое объяснить сестре, начиная с того, как развивались события после «изгнания» Таэко из дома, и кончая тем, почему, узнав о её болезни, они с Юкико сочли необходимым взять на себя заботы о ней, — и Сатико понимала, что кое в чем ей придётся слукавить.
Лишь после обеда она наконец нашла в себе силы подняться в свою комнату и сесть за письмо. Обладая изящным почерком и живым слогом, Сатико не считала писание писем занятием обременительным. В отличие от Цуруко, ей не нужны были черновики. Её кисть легко и уверенно скользила по бумаге, оставляя на ней крупную вязь красиво и отчётливо выписанных знаков. Сегодняшнее письмо, однако, далось Сатико ценою больших усилий ей пришлось по нескольку раз переписывать отдельные страницы, прежде чем письмо приобрело следующий вид.
Дорогая Цуруко!
Извини, что пишу тебе не так часто, как хотелось бы. У нас уже весна, самое чудесное время года в здешних краях. Над горами Рокко стелется дымка, и вокруг такая благодать, что трудно усидеть дома. Как вы поживаете, здоровы ли?
Мне очень жаль тебя огорчать, но я вынуждена сообщить тебе неприятную новость. Кой-сан тяжело больна, у неё амёбная дизентерия, и положение очень серьёзное.
Как я уже писала тебе, мы выполнили ваше требование, предложив Кой-сан покинуть наш дом и запретив ей когда-либо появляться у нас вновь. Мне кажется, я писала тебе и о том, что, вопреки нашим опасениям, она не отправилась жить к Кэй-тяну, а наняла себе квартиру в районе Мотоямамура. С тех пор связь между нами прекратилась.
Я не делала попыток что-либо узнать о Кой-сан (хотя меня и беспокоило, какой образ жизни она ведёт), она же никаких вестей о себе не подавала. О-Хару, правда, несколько раз наведалась к ней, и с её слов я узнала, что Кой-сан по-прежнему живёт одна в своей квартире, хотя время от времени встречается с Окубатой, но на ночь всегда возвращается к себе.
Эти известия меня несколько успокоили.
Но вот в конце прошлого месяца Окубата позвонил О-Хару и сообщил ей о болезни Кой-сан. К несчастью, она заболела в его доме, и ей было так плохо, что перевозить её куда-либо было невозможно. Поначалу мы не придали её болезни особого значения, вскоре, однако, у Кой-сан появились признаки дизентерии. В этих обстоятельствах нужно было что-то предпринимать, но сразу забрать её от Окубаты я не решилась, ведь мы порвали с ней всяческие отношения.
О-Хару между тем был на грани паники. От неё мы узнали, что у Кой-сан одна из наиболее опасных форм дизентерии, что Окубата пригласил к ней врача, который не вызывает доверия, что лечат её неправильно, что у неё держится сильный жар, что она испытывает невероятные мучения, что, наконец, она совершенно ослабела и изменилась до неузнаваемости. Но я по-прежнему бездействовала. Юкико же, не спрашивая у меня разрешения, отправилась в Нисиномию ухаживать за Кой-сан, и в конечном итоге я тоже пыла вынуждена её навестить.
Вид Кой-сан произвёл на меня удручающее впечатление. Но этого мало: доктор высказал предположение, что попутно с дизентерией у Кой-сан развивается абсцесс печени — болезнь, чреватая смертельным исходом, — и посоветовал нам пригласить консультанта из клиники при Осакском университете. Увидев меня, Кой-сан расплакалась и стала умолять увезти её оттуда. Я невольно подумала, что Кой-сан не хочет умирать в доме Окубаты. У Юкико на этот счёт своя теория. Поскольку приближается годовщина смерти фотографа Итакуры, считает она, Кой-сан боится, что, оставшись у Окубаты, навлечёт на себя его проклятие. На днях Кой-сан якобы видела какой-то страшный сон, связанный с Итакурой. Не знаю, возможно, Юкико права. А может быть, Кой-сан понимает, что, умерев в доме Окубаты, поставит и вас, и нас в трудное положение.
Как бы то ни было, мне ясно одно: если волевая, мужественная Кой-сан настолько потеряла присутствие духа, дело обстоит действительно серьёзно. Со вчерашнего дна я заметила у неё на лице какое-то странное неподвижное выражение — она лежит, уставившись а одну точку. От одного взгляда на неё становится жутко, кажется, что на лице её лежит печать смерти.
Одним словом, я поняла, что в этой ситуации необходимо исполнить волю Кой-сан, и, взяв с Окубаты
Таково в общих чертах положение на сегодняшний день. Не знаю, как Тацуо, но ты, я уверена согласишься, что повести себя иначе мы с Юкико не могли. Тэйноскэ, во всяком случае, нас не осуждает и, судя по всему, разделяет нашу тревогу, хотя до сих пор не был у Кой-сан. Если в состоянии Кой-сан наступят перемены к худшему, я извещу тебя телеграммой. Хочется верить, что этого не произойдёт, но ты должна быть готова ко всему. Д-р Кусида, правда, не признает у неё абсцесса печени и не склонен считать её положение безнадёжным, но мне почему-то кажется, что на сей раз он ошибается. Состояние Кой-сан и её вид внушают мне самые мрачные предчувствия. Я буду счастлива, если они не оправдаются…
Боюсь, что письмо получилось сумбурным, но мне хотелось не откладывая рассказать тебе всё, как есть. Сейчас я снова поеду в клинику. Всё эти дни от волнения я не в силах ни на чем сосредоточиться. Юкико же, как всегда в таких случаях, поражает меня своей выдержкой и самоотверженностью. Уже много дней и ночей она, не смыкая глаз, дежурит у постели Кой-сан.
Прощаюсь с тобой до следующего письма.
Сатико.
4 апреля.
Хотя Сатико понимала, что обрушивать на свою сердобольную сестру такое письмо жестоко, она не жалела мрачных красок, стараясь возбудить в Цуруко сочувствие и жалость к Таэко. Возможно, в какой-то степени она и преувеличила серьёзность положения, но в том, что касалось её собственных тревог и предчувствий, она была предельно искренна.
Запечатав письмо в конверт, Сатико поспешила в клинику. Ей хотелось выйти из дома раньше, чем вернётся Эцуко.
22
Вскоре после того, как Таэко положили в клинику, в её состоянии произошли заметные перемены к лучшему. Зловещая печать смерти, которая так пугала Сатико, исчезла с её лица уже на следующий день. Таэко словно очнулась после долгого томительного сна, и её близкие получили возможность лишний раз убедиться в безошибочной интуиции д-ра Кусиды. Теперь уже Сатико испытывала угрызения совести, оттого что так запугала Цуруко, и поспешила поделиться с ней добрыми вестями. Вопреки своей обычной медлительности Цуруко тотчас же прислала ей ответное письмо.
Дорогая Сатико!
Известие о болезни Кой-сан было для меня таким ударом, что я не находила, в себе сил сесть за письмо к тебе. Но вот от тебя пришло второе письмо, и я могу вздохнуть с облегчением. Невозможно передать словами, как я счастлива и рада, в первую очередь, конечно, за Кой-сан, но и за всех нас тоже.
Теперь уже я могу признаться тебе, что не чаяла застать Кой-сан в живых. Возможно, я не должна этого писать, но мне невольно приходило на ум, что это страшное испытание послано ей в наказание за неприятности, которые она причиняла нам всё эти годы. Если бы она умерла, где и как мы устроили бы похороны? Тацуо, вне всякого сомнения, отказался бы взять эту обязанность на себя, перекладывать же её на вас или устраивать похороны в клинике д-ра Камбары было бы странно и неприлично. От этих мыслей мне становилось не по себе, и я, грешным делом, думала: до каких же пор она будет нас мучить?
К счастью, теперь, благодаря вашим с Юкико стараниям, мы избавлены по крайней мере от этих проблем. Интересно, понимает ли Кой-сан, что вы для неё сделали? Если да, то ей следует извлечь из случившегося урок, начисто порвать с Окубатой и начать новую жизнь. Неужели она до сих пор этого не понимает?
Я глубоко тронута вниманием и заботой, проявленными д-ром Камбарой и д-ром Кусидой, и очень сожалею, что лишена возможности лично выразить им свою благодарность.
Твоя Цуруко.
6 апреля.
Получив это письмо, Сатико специально поехала в клинику, чтобы показать его Юкико. Когда та вышла проводить её до двери, Сатико незаметно достала из сумочки конверт и протянула его сестре:
— Вот, прочти.
— Как это на неё похоже… — вздохнула Юкико, закончив чтение.
Больше она ничего не сказала, и смысл её фразы остался для Сатико не до конца ясен, но на саму Сатико письмо произвело весьма неприятное впечатление. В порыве откровенности Цуруко нечаянно проговорились о том, как, в сущности, мало значит для неё Таэко. Больше всего в нынешней ситуации её заботило, как защитить честь семьи, и в этом, разумеется, не было ничего странного или предосудительного, но Сатико сделалось до боли обидно за младшую сестру.
Да, возможно, эта болезнь послана Таэко в наказание за многочисленные проступки, но разве она и без этого не достаточно наказана? Она чуть не погибла во время наводнения, она потеряла любимого человека, ради которого была готова пожертвовать своим добрым именем и положением… Неужели этого мало? На долю Таэко выпали такие испытания, которые и не спились её благополучным сёстрам. Сатико была уверена, что ни сама она, ни Юкико не смогли бы всего этого выдержать. Думая о мятежной жизни Таэко, Сатико невольно восхищалась её стойкостью, и наоборот, — живо представив себе Цуруко, сначала обезумевшую от растерянности, а потом, после получения второго письма, испускающую вздох облегчения, она не могла удержаться от злой усмешки.