Мэллори
Шрифт:
Макс улыбнулся.
— Еще бы, весь клуб гудит! Только об этом и говорят.
— Что там произошло?
— А ты не знаешь?! — удивился Макс. — Ну и ну!
— Что же там произошло? — сухо повторил Корридон.
— Та самая троица, что шлепнула двух фараонов в «Эндфилде». — Судя по восхищенному блеску в его глазах, Макс не жаловал спокойную жизнь. — Полиция получила сведения, что их можно найти в одной из студий на Чейни-Уок, и окружила дом. Однорукий задержал полицейских, а двое других спаслись бегством через черный ход. Пальба была отчаянная. Хотел бы
— Бог с ней, с Сидни-стрит! Им удалось бежать?
— Да, тем двоим. Однорукого просто изрешетили. Жаль парня. Вот кому не откажешь в выдержке… — Макс печально покачал головой. — Те двое пустили в ход нож — одного фараона прикончили, а другого ранили. Говорят, один из них сам задет, но, возможно, это болтовня. Во всяком случае, оба скрылись.
Корридон и Энн обменялись взглядами.
— Хорошо, Макс, благодарю. Держи рот на замке.
— Не беспокойся. — Макс замолчал, не сводя задумчивых глаз с Корридона. — Ходят слухи, что ты как-то связан с той троицей… Выдумки, полагаю?
— Сейчас не время задавать вопросы, — отрезал Корридон.
— Понятно… Мое дело предупредить. Полиция твердо обещала найти эту парочку. Фараоны буквально на ушах стоят! Будь осторожней.
Корридон кивнул.
— Я буду осторожен. — Он вытащил из кармана две пятифунтовые банкноты. — Вот, купи себе галстук.
Тонкие пальцы Макса приняли деньги.
— Если бы не нужда, я бы их не взял, — проговорил он. — Спасибо. Я могу тебе еще быть полезен?
Корридон покачал головой.
— Счастливо, Макс.
Макс снова поклонился Энн.
— Надеюсь, наша следующая встреча, мадам, состоится при более благоприятных обстоятельствах, — сказал он.
И исчез — так же тихо, как и появился.
Одинокая электрическая лампочка, свисавшая с потолка часовни, едва освещала пол и передние скамьи. Серебряное распятие тускло блестело в мерцании двух восковых свечей, горевших по обеим сторонам алтаря. В глубине часовни, закрыв лицо руками, сидела старуха. Ее громкое астматическое дыхание нарушало тишину и напоминало мужчине и женщине, затаившимся в тени на задней скамье, что они не одни.
Старуха не торопилась уходить. Она вошла в тот момент, когда Ян, болезненно скривившись, снимал плащ, и села неподалеку, а теперь молилась с таким усердием, что Ян просто бесился. Он старался пережать вены, но рана в левом бицепсе постоянно кровоточила. Кровь пропитала рукав, капала на скамью и белый каменный пол часовни. Снять пиджак и тем самым привлечь внимание старухи Ян опасался — полицейские прочесывали ближайшие улицы. Один крик, и они будут здесь.
Жанна сидела рядом, не сводя глаз с сияющего распятия, и ее полное безразличие приводило раненого в ярость и отчаяние.
Случилось чудо, им удалось бежать. Жанна ничем ему не помогала и была только обузой, куклой, которую приходилось тащить и толкать. Охваченная апатией, она, похоже, просто не отдавала себе отчета в опасности. Ян до сих пор не мог понять,
В ту секунду, когда уже казалось, что выхода нет, Ян увидел церквушку. Он рванулся к ней и, притянув к себе Жанну, затаился у входа, стиснув в руке нож. А полицейские пробежали мимо, разрывая тишину сырого воздуха пронзительными свистками, уверенные, что дичь не уйдет.
Только тогда Ян понял, что кровь ручьями льется из его руки. Голова горела, в ушах стоял звон, мешающий прислушиваться. Держа Жанну за руку, Ян увлек ее в часовню, сел на скамью и тут же провалился во тьму, где не было ни боли, ни убийств, ни кошмарной опасности оказаться схваченным и запертым, подобно дикому зверю, за железной решеткой.
Но легкость, с какой истощенный мозг был готов принять беспамятство, испугала Яна, и он заставил себя встряхнуться. Рассчитывать ему приходилось только на себя, — Жанна ни на что не годилась. Она сидела, глядя прямо перед собой чуть расширенными темными глазами, ее рот дергался в тике, пальцы судорожно сжимали виски.
Ян украдкой обернулся и бросил взгляд назад — взгляд, выдававший его растерянность и страх. Старуха по-прежнему сидела на месте, наклонившись вперед, закрыв лицо руками и облокотясь на переднюю скамью. Дыхание ее стало еще громче. Она больше не молилась; она спала.
Ян расстегнул пиджак, скривившись от боли, снял его и с испугом посмотрел на пропитанный кровью рукав.
— Сделай что-нибудь! — отчаянно прошептал он на ухо Жанне. — Я истекаю кровью. Помоги мне!
Девушка медленно повернула голову и уставилась на него отсутствующим взглядом, будто в полудреме. Он схватил ее за руку, встряхнул и глубоко вонзил ногти ей в кожу. Девушка попыталась освободиться, но Ян еще крепче сжал ее руку.
— Я истекаю кровью! Помоги мне!
Наконец Жанна пришла в себя и перевела взгляд с его лица на рукав.
— Дай нож, — сказала она, вырываясь. — И сними свой шарф.
Он с облегчением вздохнул и протянул ей нож. Жанна с присущей ей ловкостью отрезала рукав, и открыла опухшую руку.
— Сделай тампон и как можно туже перевяжи. Надо остановить кровь.
Она сделала тампон из нескольких носовых платков и перетянула руку шарфом.
— Вот теперь хорошо, — выдохнул Ян, смахнув выступившую на лице испарину. — Помоги мне набросить плащ. Старуха может проснуться.
Потом оставалось только ждать. Он устроился поудобнее и положил около себя пистолет. В ногах чувствовалась слабость, и Ян с ужасом подумал, как много крови потерял. Если сейчас появятся полицейские, о бегстве нечего и мечтать. Он убьет столько, сколько сможет, и застрелится. Живым им его не взять.