Мельница желаний
Шрифт:
«Врешь ты все, старая лягва, – подумал Ильмо. – Да на тебе пахать можно. Ты тут всех нас переживешь!»
Ильмо и Локка не переносили друг друга уже много лет – с тех пор как Вяйно взялся учить мальчишку колдовству. Хоть он это занятие и забросил, но вражда осталась. Локка не уставала повторять, что охотник, полжизни проводящий в Тапиоле, рано или поздно накличет беду на род, а Ильмо ее высмеивал и в глаза, и за глаза. Родовичи смеялись, но с оглядкой. Все они, кроме Ильмо, боялись знахарки.
– Садись, матушка, – подольщался к гостье Куйво. – Пива просяного
Локка как будто ждала этих слов.
– Не время рассиживать за пирогами, – зловеще произнесла она, – когда беда стоит на пороге!
Куйво испуганно моргнул.
– Я слышал, с тобой говорил сам предок Калева? – спросил Ильмо, откусывая от пирога, – тот оказался с томленым луком и белыми грибами. – И что он сказал?
Локка на него и не взглянула.
– Три дня назад я услышала голоса пращуров, – заговорила она, глядя перед собой неподвижным щучьим взглядом. – То деды наши веселились под землей, в черной Манале! Поспешила я на берег, к священному холму, принесла жертвы и развела костер, и с дымом мой дух отправился за Черную реку, в страну мертвых. Там, в земле предков, я встретила отца нашего Калева. Сидит он, и слезы из-под личины текут по бороде. А вокруг него умершие родичи хороводы водят, веселятся: «Скоро к нам детки наши прибудут! Все до единого!»
– Это как же… до единого? – пролепетал Куйво.
– А отец Калева мне и говорит: «Близится гибель рода! Беда идет неминучая, с севера, с юга и от родного очага! Ведет беду молодой воин, на челе у него кровь, в одной руке меч, в другой пастуший рог, а за ним – неисчислимое войско хийси и темные крылья Похъёлы!»
Локка умолкла. Куйво в ужасе ухватил себя за бороду. Антеро не отрывал от Ильмо мрачного взгляда.
– Это, стало быть, на меня предки указали? – нахально спросил Ильмо. – Прилечу, значит, с войсками на крыльях Похъёлы и родной очаг порушу?
– Молчи, охальник! – простонал Куйво, махнул рукой и отвернулся.
– Матушка Локка, ты, чай, не мухоморами объелась? – вежливо продолжал Ильмо. – Какая Похъёла? Я давеча убил двух хийси, едва жизни не лишился, а ты говоришь – войско! И кто тут воин? Я и меча-то в руках сроду не держал! Ищи воинов в южных землях, у варгов!
– Сказано: «от родного очага», – повторил Антеро. – Спорить тут не о чем – и так все ясно. Пошли с нами, Ильмаринен.
– Батюшка Антеро, прости его, неразумного! – взвыл Куйво. Видно, решил, что рябиновый гвоздь и соломенный костер уже ждут племянника за воротами.
– Уймись, Куйво, – сурово сказал Антеро. – Ничего ему пока не будет. Сначала поговорить надо… а там посмотрим. Ильмо, ты идешь? А то я ведь и рабов могу позвать – посадят в мешок да отнесут!
Ильмо пожал плечами, откусил сразу полпирога и пошел вслед за Антеро и Локкой вверх по пустой кривой улице, туда, где над кронами рябин возвышался острый конек хором Антеро.
Глава 5
УХОДИ И НЕ ВОЗВРАЩАЙСЯ
Широкое подворье Антеро тоже окружал частокол, но, в отличие от Куйво, хозяином староста был основательным
Рабы уже проснулись и занимались утренними делами. Из хлева доносилось мычание. Через двор прошла холопка с ведром молока. Другая выскользнула навстречу из избы, пугливо опустив глаза.
Антеро придерживался обычаев старины – как и в доме Куйво, вместо двери у него была повешена засаленная медвежья шкура. Наверху, над косяком, красовалась страшенная морда: белая, с вытаращенными глазами, оскаленными зубами и высунутым змеиным языком. То было наследие какого-то доблестного предка старосты: хийси, попавший во власть охотника-колдуна и обращенный в защитника дома. Немногие гости осмелились бы пройти под ней без позволения хозяина, но только не Ильмо. Охотник дерзко подмигнул стражу и вошел в сени вслед за Антеро. На мужской половине было чисто и пусто, блестела скобленая столешница, празднично пестрели половики. С женской, из-за печи, доносились негромкая болтовня и бряканье посуды. Топили печь, пахло кашей, по вытяжному желобу под крышей вился дымок.
Староста и Ильмо сели на лавку в красном углу. Локка с ними в дом не зашла, то ли осталась во дворе, то ли отправилась восвояси. Ильмо, обнаружив это, сильно приободрился. Хоть он и зубоскалил над знахаркой, а все же от ее слов ему стало не по себе. Не только за себя, но и за родичей. Едва ли Локка осмелилась бы приписать предку свои домыслы. Хоть и был Ильмо уверен, что он сам тут ни при чем, но над родом Калева словно нависла зловещая тень.
– Давно я хотел тебя повидать, – произнес Антеро, поглаживая короткую пегую бороду. – Даже мыслишка была – послать холопов к тебе на стоянку, на гору Браге, чтобы они тебя оттуда притащили силой.
Ильмо покраснел.
– Так что же не послал? – грубо спросил он. – Холопов пожалел?
– Да, пожалел… от работы на три дня отрывать. Да и Локка сказала – сам вскоре явишься. Не соврала! А еще, – староста выразительно взглянул на домотканую занавесь, отделявшую женскую половину избы, – не хотел расстраивать Айникки.
Ильмо тоже покосился на занавеску. Там уже не болтали и не брякали, а только тихонько сопели.
– Ладно, – сердито сказал Антеро. – Давай с этого и начнем… чтобы сразу покончить, а уж потом перейти к делу. Я знаю, Ильмо, что ты положил глаз на мою дочку. Добрые люди даже говорили, будто видели, как ты с ней вроде как на речку ночью бегал, миловался под ракитовым кустом…
– Мало ли что добрые люди говорят, – возразил Ильмо, ухмыляясь. – Не пойман – не вор.
Антеро поморщился, но продолжил:
– Еще говорят, что ты собирался этой осенью присвататься…
«А это он откуда узнал? Ну, дядюшка с тетушкой, удружили!» – подумал Ильмо с досадой.
– Надеюсь, ты понимаешь, что я за тебя замуж дочку не отдам?
Ильмо покраснел еще сильнее прежнего. Хотел ответить что-то ядовитое – дескать, не больно-то и хотелось, – но посмотрел на занавеску и смолчал.