Мельник из Анжибо
Шрифт:
— Что с вами со всеми? — вскричала госпожа Бриколен, поднимая свечу, чтобы яснее разглядеть их лица. — Что такое стряслось?
— Да вот сынок мой наломал дров, говорит — сам не Знает что, — ответила старуха, бессильно опускаясь на стул.
— Ну, это у нее всегда такая погудка, — отозвался арендатор; узрев свою половину, он испытал новый прилив гнева, хотя и послабее, чем раньше. — Хватит болтать! Ужин готов? Пойдем, Роза, ты, наверно, голодна?
— Нет, отец, — сухо ответила Роза.
— Это из-за меня у тебя аппетит
— Да, отец, вы угадали.
— Ах, вот как! Знаешь что, Роза, — продолжал Бриколен, обычно весьма снисходительный к дочери, но сейчас озадаченный неким подобием мятежа с ее стороны, — не нравится мне, как ты разговариваешь. Сердитая ты больно, и я, глядишь, могу бог весть что подумать, а ты, надеюсь, Этого не хотела бы?
— Говорите, говорите, отец. Выскажите вслух, что вы думаете; а вдруг вы ошибаетесь — должна же я тогда оправдаться перед вами.
— Так вот что я тебе скажу, дочь моя: не подобает тебе быть заодно с этим мужланом мельником: он негодяй, и я уж обломаю палку об его спину, коли он будет околачиваться тут, возле моего дома!
— Отец, — с жаром ответила Роза, — осмелюсь сказать вам, хотя бы вы решили и об мою спину обломать палку, что все это жестоко и несправедливо; я унижена тем, что послужила орудием вашей мести перед всем народом, словно я в ответе за нанесенные вам или будто бы нанесенные обиды; короче говоря, от всего этого мне тяжко и больно, а бабушка — вы же видите — просто убита.
— Да, да, это меня огорчает и сердит, — откровенно и резко заявила матушка Бриколен, верная своей обычной манере высказываться, за которой скрывались, однако, большая сердечность и доброта (в чем на нее походила Роза, девушка с острым язычком и нежной душой). — У меня сердце кровью обливается, — продолжала старуха, — когда я слышу, как поносят на чем свет стоит порядочного парня, что для меня все равно как сын родной — ведь уже шестьдесят лет с лишком я в дружбе с его матерью и со всей их семьей… В этой семье все на редкость честные люди, и Большой Луи не из таких, чтобы принести кому-нибудь бесчестье!
— Ах, значит, этот красавчик причиной тому, что матушка ваша ворчит, а ваша дочь плачет! — сказала госпожа Бриколен мужу. — Поглядите-ка, вся в слезах! Ну и ну! В хорошенькое дело вы нас втравили, господин Бриколен, своей дружбой с этим обалдуем! Вот вам и отплатили! Да это же стыд и срам — видеть, как ваша мать и ваша дочь берут его сторону против вас и льют о нем слезы, словно… словно… боже правый, лучше я больше ничего не скажу, потому как сама краснею!
— Говорите все, маменька, говорите! — вскричала Роза, совершенно выведенная из себя. — Раз уж вы оба взялись сегодня унижать меня, то не стесняйтесь! Я готова отвечать, если меня спросят по-серьезному и без задней мысли о моих чувствах к Большому Луи.
— Так каковы же ваши чувства к нему, барышня? — снова загромыхал арендатор в крайнем гневе. — Скажите побыстрей, сделайте милость, вам ведь и самой невтерпеж.
—
— Сестринские! Поздравляю: сестричка мельника! — произнес Бриколен издевательским тоном, передразнивая Розу. — И еще дружеские! Подружка крестьянина! Нечего сказать, красивые речи, весьма подобающие такой девице, как вы! Разрази меня гром, если на сегодня,не все молодые девицы посходили с ума! Роза, вы говорите, как обитатели заведения для умалишенных.
В этот момент из комнаты, где находилась безумная, донеслись пронзительные крики. Госпожа Бриколен задрожала, а Роза побледнела как полотно.
— Слушайте, слушайте, отец! — воскликнула она, с силой хватая Бриколена за руку. — Слушайте хорошенько! И если потом у вас хватит духу смеяться над безумием молодых девушек — смейтесь! Потешайтесь над сердечными влечениями сумасшедших, если вы прочно забыли, что девушка «нашего состояния» может полюбить неимущего человека, да так сильно, что способна впасть в расстройство, при котором жизнь хуже смерти!
— Вы слышите, она признается, она прямо заявляет, что любит этого мужлана! — вскричала в отчаянии и ярости госпожа Бриколен. — И она еще грозит нам, что свихнется, как ее сестра!
— Роза, Роза, умолкни! — воскликнул испуганный Бриколен. — А ты, Тибода, — добавил он повелительно, — оставь нас и иди проведать Бриколину.
Госпожа Бриколен ушла. Роза стояла как вкопанная, ее лицо выражало смятение; она была сама потрясена тем, что сказала отцу.
— Ты нездорова, дочка, — молвил Бриколен, он был заметно взволнован. — Тебе надо прийти в себя.
— Вы правы, отец, я нездорова, — отозвалась Роза, разражаясь слезами и падая родителю на грудь.
Господин Бриколен изрядно струхнул, однако его натура не позволяла ему смягчиться. Он поцеловал Розу, но не так, как отец может поцеловать горячо любимую дочь, а как ласкают малого ребенка, когда хотят его успокоить.
Он гордился красотой и умом дочери, ко еще больше его тешила мысль, что достоинства ее будут в замужестве увенчаны богатством. Он предпочел бы, чтобы она была уродливой и глупой, по внушала всем зависть своими деньгами, нежели чтобы, совершенная во всех отношениях, она была бедной и внушала к себе жалость.
— Детка, — сказал он ей, — сегодня ты не можешь толково рассуждать. Иди-ка бай-бай и выкинь из головы этого мельника да всякие глупости насчет твоей дружбы с ним. Его сестра вскармливала тебя — это правда; по ей, черт возьми, хорошо платили. Он был тебе приятелем в твои детские годы — и это правда; но как он был наш слуга, то, забавляя тебя, лишь выполнял свою обязанность. На сегоднямне оказалось желательно прогнать его, потому как он сыграл со мной дурную шутку, и твоя обязанность — считать, что я прав.