Мельник из Анжибо
Шрифт:
— Так, так, это и будет на круг тысяч пятьдесят. По моему счету столько же выходит. Ну, а скажи-ка, сын, ежели я дам тебе эти деньги, что сделаешь ты для меня?
— Вы дадите? — воскликнул Бриколен, и в глазах его снова зажегся недобрый огонек. — Значит, у вас есть сбережения, которые вы скрывали от меня, или это пустая болтовня?
— Это не пустая болтовня. У меня есть пятьдесят тысяч франков золотом, и я тебе их дам, коли ты позволишь мне выдать Розу замуж по моему
— Ах, вот оно что! Опять все тот же мельник! На этом медведе все женщины помешались, далее восьмидесятилетние старухи!
— Ладно, ладно, потешайся сколько хочешь, но давай сговариваться.
— А где они, деньги-то эти?
— Я дала их на сохранение Большому Луи, — ответила старуха, зная, что сын ее, увидев деньги, будет в таком упоении, что способен вырвать их у нее из рук.
— А почему Большому Луи, а не мне или моей жене? Вы что же, хотите подарить их ему, ежели я не выполню вашу волю?
— Чужие деньги в его руках всегда будут в сохранности, — отвечала старуха, — потому как мои были у него, когда я о том ничего не знала, и он вернул мне их полностью, хоть я уверена была, что они утрачены навсегда. Разумеется, деньги эти, в сущности, принадлежат твоему отцу, но так как он, по вашему требованию, признан неправоспособным, а мы с ним, согласно старому закону, закрепили каждый свое достояние за тем из нас, кто переживет другого, то этими деньгами распоряжаюсь я!
— Да неужто вам возвращено похищенное когда-то? Быть не может! Вы смеетесь надо мной, а я слушаю вас развесив уши.
— Послушай еще, — сказала матушка Бриколен, — услышишь довольно странную историю, но она тебе все объяснит.
И она рассказала сыну историю Кадоша и его наследства.
— Так что же, значит, мельник вернул тебе деньги, хотя мог о них и словом не обмолвиться? — в изумлении вскричал арендатор. — До чего ж это честно и красиво с его стороны! Надо будет вознаградить его!
— Вознаградить его можно только одним способом: отдать ему руку Розы, потому как сама она уже отдала ему свое сердце.
— Но никакого приданого он не получит!
— Само собой разумеется, о приданом нет и речи.
— Покажите же мне эти деньги!
Матушка Бриколен повела сына к мельнику, и тот показал ему чугунок и его содержимое.
— Таким образом, — заметил Бриколен, ослепленный и словно возрожденный к жизни видом уймы золотых монет, — госпожа де Бланшемон не оказывается в полной нищете?
— Это надо благодарить бога.
— И тебя, Большой Луи!
— И покойного папашу Кадоша, которому пришла в голову такая причуда.
— А сам-то ты что наследуешь от него?
— Три тысячи франков. Из них треть
— Но это же глупо!
— Да нет, полезно и справедливо.
— Но почему бы тебе не приберечь эту тысячу экю на свадебные подарки твоей… будущей жене?
— Это попахивало бы присвоением чужих денег. Хотя они и не ворованные, а собраны из подаяний, неужто вы, при вашей гордости, желали бы, чтобы Роза носила платья, приобретенные за крестьянские медяки, пожертвованные из милосердия нищему?
— Не было бы никакой нужды говорить, откуда у тебя взялись деньги на подарки… Ну, да ладно… А когда же свадьба, Большой Луи?
— Хоть завтра, если не возражаете.
— Завтра же объявим о помолвке, а деньги ты мне передай сегодня: мне они нужны.
— Нет, нет! — вскричала матушка Бриколен. — Ты получишь их в день свадьбы. Ты — мне, я — тебе; так-то, сынок.
Вид золота воодушевил арендатора. Он сел за стол, выпил по маленькой с будущим зятем, взгромоздился на свою коренастую лошадку, осушил на прощание еще рюмочку и поехал задавать работу каменщикам.
«Все-таки по-моему вышло, — говорил он себе улыбаясь. — Бланшемон достался мне за те же двести пятьдесят тысяч и далее за двести тысяч, потому как я не даю приданого за последней дочерью!»
— И мы, Анри, тоже будем строиться, — сказала Марсель своему возлюбленному, когда Бриколен уехал. — Мы богаты; нам есть на что соорудить славный сельский домик и хорошо воспитать в нем нашего ребенка. Ведь ты будешь его наставником, а мельник научит его своему ремеслу. Разве нельзя быть одновременно трудолюбивым работником и образованным человеком?
— И я собираюсь начать с обучения себя самого, — ответил Лемор. — Покамест я полный невежда, но я буду учиться ночами. Я подручный мельника; это ремесло мне по душе, и днем я буду заниматься им. Какую пользу здоровью нашего Эдуарда принесет та жизнь, которую мы будем вести!
— Ну, госпожа Марсель, — сказал Большой Луи, беря за руку Лемора, — помните, вы мне говорили в первый день, когда прибыли сюда (тому сегодня как раз неделя!)… что были бы счастливы иметь маленький опрятный домик с соломенной кровлей, увитый виноградными лозами, вроде моего; жить простой, достаточно независимой жизнью, какой живу я; вырастить сына таким, чтобы он был, как я, человеком работящим и не слишком глупым… И все это будет у вас здесь, на берегу нашей Вовры, которая имела честь вам понравиться, рядом с нами… А мы, не сомневайтесь, будем вам добрыми соседями!