Мелодия Бесконечности. Симфония чувств
Шрифт:
А что Лаурита, которую слишком давно не было ни видно, ни слышно?
Тусклый свет факела слабо освещал щербатые каменные стены, и пляшущие отблески осветили в дальней нише блеснувшие стеклянные стенки ларца, который тут же схватили цепкие детские пальчики:
– Седьмое пекло!
– девочка бережно взяла ларец, обеими руками прижимая его к груди, - Так он на самом деле существует? И нам удалось его заполучить, Тристана!
– с радостным блеском в глазах она обернулась к чернокожей джиннии.
– Да, госпожа, - белозубая улыбка Тристаны была более, чем сдержанной.
– Это уничтожит Хранителей изнутри - невозможно сопротивляться
Ничего не подозревающие, Хранители тем временем восстанавливали силы в своих постелях в особняке на одной из улиц французской столицы.
Вокруг было темно и тихо... Оглядевшись, Джон заметил кругом следы сражения и разрушение. Куда бы он не посмотрел, всюду были последствия былого жестокого побоища. Мужчина ступал по покрытым слоем пыли обломкам некогда величественного сооружения. То тут, то там попадались осколки витражного стекла, части мраморных колонн и львиные головы каменных статуй, что стояли когда-то у входа.
И тут его ослепленный ужасом разум пронзила ещё более шокирующая догадка - он узнавал разрушенные архитектурные детали потому, что они принадлежали дворцу в Небесном граде, и он помнил их с самого детства. Он стоял на руинах собственного отчего дома, и всё это было похоже на настоящий кошмар. Захотелось поскорее проснуться и сбросить с себя пелену этого пугающего сна. Но он не мог проснуться. Оставалось только продолжать идти вперед.
Каждый шаг давался с таким трудом, словно на ногах у него были свинцовые сапоги.
Первой линией обороны, которая пала в неравной борьбе, стали Стражницы. При жизни Николь и Мишель были неразлучны, и смерть они встретили также вместе. Их тонкие бледные фигуры в изорванных одеждах на разрушенных ступенях дворца пугающе не вписывались в мрачный пейзаж вокруг и казались чужеродными всему происходящему. У самой двери он нашел ещё несколько мертвых стражей и генерала Агни, которого не уберегло даже всё его легендарное мастерство воина, о котором слагали былины и песни.
Джон судорожно сглотнул, инстинктивно опасаясь того, что увидит дальше. А дальше его опасения оправдались в полной мере.
Марк лежал на спине на полу, выложенном мозаикой, его лицо выглядело бледнее, чем обычно. Подойдя ближе, мужчина понял, в чем дело. Серый камзол юноши был весь в крови, изрезанный множественными следами от лезвий в сочетании с опаленными местами от ожогов. Тут же рядом было и тело Мей. Её красная подводка вокруг глаз на белом лице, словно бы растеклась алыми кровавыми потеками. Её помада, размазанная по лицу, превратила аккуратные девичьи губы в зловещую ухмылку злобного клоуна или мрачного Арлекина из комиксов. Белоснежное кимоно, ставшее теперь её истинно погребальным одеянием, было забрызгано грязью и кровью, и брызги эти уже успели просохнуть. Джон не смог сдержать слез - он всем сердцем любил этих двоих и восхищался их стойкостью и силой духа. Они остались верны себе даже в смерти. Пустые глаза смотрели в темные небеса, и повсюду пахло смертью. От этого запаха мужчину уже мутило. Хотел закричать, но гортань свело спазмом.
Следующими он увидел выделяющиеся на всеобщем сером фоне рыжие пряди волос Этьена и Эллен. Максимилиан прикрывал девушку своим мускулистым шерстистым телом со следами ранений и участками опаленной плоти. Похоже, что он дрался до последнего, защищая свою женщину, и уже начал принимать свой звериный облик - физически более сильный и выносливый, больше подходящий для сражения.
Дальше под каменными
Всё это слишком походило на непрекращающийся фильм ужасов, где Джону предстояло сыграть свою трагическую роль.
Сердце сжималось и дышать становилось невыносимо сложно. Он панически боялся того, что может увидеть дальше. Или - кого. И это вселяло неподдельный ужас. Ноги не хотели ступать по залитым кровью плитам, а глаза больше не могли смотреть на трупы тех, кто был ему дорог. Он видел лишь смерть, и в глазах покойников не мог прочесть ответов на мучившие его вопросы.
Не пощадили и добродушного здоровяка повара Рустема, его тело, как животное для убоя, было насажено на вертел. Рядом в луже собственной крови лежали два мертвых поваренка.
Тяжело дыша, он продолжал ступать по остаткам ступеней разрушенной лестницы. Нужно было поспешить найти всех, кто ещё жив, если таковые имелись. Как будто он мог успеть...
И тут его снова едва не стошнило - своей ногой он чуть не наступил на лежащее прямо на ступенях тело златовласой. На белом обескровленном лице Даниэллы застыло выражение испуга. Её белокурые локоны были спутаны, испачканы грязью и кровью. Небесный цвет озорных ясных глаз самой смелой и задорной девчонки - заметно поблек. Где-то там, среди обрушившихся стен было и тело брата златовласой - самого добродушного парня, которого он знал, пока дело не касалось его близких, для защиты которых он становился самым бесстрашным и отважным. И куда же он без своей красавицы Евангелины? Жестокой насмешкой выглядела гибель повелительницы грома и молний от электрического разряда.
Вот ещё тело, ещё, еще. И ещё... Он не хотел, не хотел больше их считать!
Среди стражей в золотистых плащах он заметил фигуру в черном камзоле, вернее - в лохмотьях, которые от него остались. В темно-фиалковых глазах азиата больше не было жизни..
Чем ближе подходил Джон к главному залу, тем тяжелее было ему идти. На всем пути ему встречались лишь окоченевшие тела усопших - стражников и Хранителей. Что же, черт побери, здесь произошло?
Словно вызов этому мрачному миру смерти, среди грязи и пыли пламенели огненные локоны грозной и справедливой рыжеволосой богини, больше всего раздражавшейся при столкновении с мужским шовинизмом. В глубине пленительных зеленых глаз можно было запросто утонуть. Именно так и произошло, когда они оба были молоды и полны надежд и грез. Вряд ли нашелся бы такой мужчина, который сумел бы устоять перед чарами этой дивы. И он был покорен. Его первая любовь и мать его первенца, унаследовавшего её спокойный и сильный характер и изумительный цвет её глаз. Даже после официального развода, он продолжал относиться к ней с братской теплотой. И вот теперь эта женщина лежит поверженной в поблекших кожаных доспехах. И с ней Самаэль - его первый настоящий друг и учитель, вместе с которым они пережили столько всего увлекательного, а порой - и опасного. Это было слишком страшно и больно - видеть их бледными и бездыханными.
Сердце билось тревожней и чаще. Несколько раз он порывался бежать прочь, не желая принимать того, что видит. Инстинктивно, он всё, как только мог, оттягивал этот момент, прежде чем войти через сорванные с петель двери в полуразрушенный зал.
"Оставь надежду, всяк сюда входящий"...
Джон вошел и оцепенел, до боли сжимая кулаки. Он опоздал...
Его мать, его брат, его сестра, его Маргарита... Все они не подавали признаков жизни. То, чего он больше всего боялся в этой жизни, предстало перед ним во всей своей отвратительной реалистичности, от которой ему негде было спрятаться.