Мелодия Бесконечности. Симфония чувств
Шрифт:
На соседней кровати мирно спали, посапывая маленькими носиками, близнецы Диана и Катрин - даже не имея возможности видеть, он мог ощущать их присутствие, их дыхание, их запах... Он поцеловал дочерей в маленькие лобики, они тревожно вздрогнули:
– Тише, тише, милые, - он приложил палец к губам, как будто они могли его понять, - мы же не хотим разбудить маму? Маме нужно отдохнуть, - словно, вняв его словам, девочки продолжили спокойно спать, он ещё некоторое время посидел на кровати рядом с Маргаритой, потом поднялся и прошел в соседнюю спальню, отделенную аркой.
Там на двухъярусной кровати спали Алишер и Рози:
– Сладких снов, принцесса, - провел он рукой
– мальчик протянул ручки и пролепетал что-то невнятно напоминающее "ата" (с тюркского - "отец"), хотя Джон был уверен, что ему послышалось "папа", он поцеловал младшего сына и подошел к раскрытому окну: каждый вдох давался с большим трудом, он убрал с лица выбившиеся из хвоста волосы и снял очки - прохладный ветер немного остудил воспаленные глаза, в которых теперь навсегда поселилась ночь, но, боль всё равно не уходила... нет, к ощущению боли в глазах он уже успел привыкнуть… это болело сердце. Он чувствовал себя так мерзко, он презирал и ненавидел себя за то, что вынужден так поступить, за свое бессилие что-либо изменить. А сердце продолжало болеть с такой силой, что на мгновение ему стало страшно от мысли, что он закончит так же, как и его отец, только гораздо раньше. Любопытно - умирать повторно так же мучительно, как и в первый раз? Если бы он мог задушить память и заставить замолчать сердце... Он не сдержал своих клятв... Он предал тех, кого любил больше всего, без кого не представлял своей жизни... он солгал им... И боль всё не унималась, пекущим цветком расцветая в груди. Больше всего на свете он боялся потерять тех, кого любил, и именно это сейчас и происходило...
Есть один порок у счастья - слишком жаль его терять... Он был счастлив - это самое главное, эти прекрасные воспоминания сильнее страха и боли...
Джон заглянул и в другие комнаты, где спали его мать, сестра и брат, златовласая и маленькая японка, ожесточенно сцепив пальцы, напряженно сомкнув отяжелевшие опухшие веки, ежеминутно борясь с острейшей потребностью разбудить их всех и кинуться в их объятия.
Обернусь я человеком,
Да вернусь к себе домой
Да возьму тебя на ручки,
Мой хороший, мой родной.
Обернусь я белой кошкой,
Да залезу в колыбель
Я к тебе, мой милый крошка,
Буду я твой менестрель.
Буду я сидеть в твоей колыбели,
Да петь колыбельныя,
Чтобы колокольчики звенели,
Цвели цветы хмельныя.
На обратном пути он вытащил из кармана своего плаща сложенный вчетверо листок бумаги, вложил записку в карман рубашки спящего Марка, положил руку ему на плечо, пошептав "Прошу, не подведи меня", и, держась руками за стены, вышел из комнаты.
Такси бесшумно отъехало от дома.
– Жан!!!
– сильно закричала Маргарита, её тело в судорогах
"От твоего вскрика, без твоего вздоха
Я слишком отвыкла, я слишком свободна,
Во мне столько силы от твоего слова,
Когда вдруг решил ты крылатым стать снова..."
– Маргарита, очнись!
– Марк проснулся от её вскрика - Приди в себя, ну же!
– он привел её в чувства, хорошенько отхлестав по щекам.
– Ох, прости, ради Бога!
– она виновато посмотрела на него и прижалась к его груди, - Прости, Марк, я разбудила тебя.
– Ну, всё, всё, - он обнял её, - Это был просто плохой сон. Смотри-ка, твой жар прошел, - улыбнулся он.
– Он был здесь, я чувствую. Жан был, знаю… - девушка продолжала всхлипывать на его плече, - Я не понимаю... Почему он так со мной, Марк? Почему? Что происходит?
– Марк подумал, про себя, что лучше бы у Джона была весьма веская причина такого поведения, иначе он закопал бы его просто на месте, и Маргарита не простила бы его.
– Ну, хватит, - встряхнул он девушку, - смотри, глаза какие красные наревела уже. Так не пойдет - иди умойся, ты нужна своим детям.
– Ты прав, - Маргарита поднялась и направилась в ванную комнату - И почему ты так носишься со мной, а?
– улыбнулась она ему уже у самой двери.
– Что на завтрак приготовить?
– спросил он, намеренно не отвечая на её вопрос.
– Посмотри, в холодильнике что-то должно быть, - крикнула она уже из-за двери, - Выбери на свой вкус. Мне не принципиально.
– Хорошо, понял, - только сейчас он нащупал в кармане записку - на ней были только дата, время и название бара, парень сел на кровать, подперев голову - он узнал почерк Джона, и что ему теперь делать с этим знанием? Почему он? Первым порывом было порвать записку на мелкие кусочки, но, он удержался.
– Спасибо!
– донеслось из ванной комнаты.
Тристана сдержала свое слово, за что Джон был ей очень признателен. Мало того, она помогла ему устроить спокойствие его близких.
Высокий поджарый седовласый мужчина стоял у окна, глядя на больничный сад, когда точно спиной почувствовав взгляд, заставивший его обернуться. У двери его кабинета стоял смуглый черноволосый молодой человек в темных очках, которого профессор Клейтон узнал, но все не мог поверить своим глазам, приняв Джона за собственный призрак. Протерев глаза морщинистыми руками, доктор тяжело опустился в кресло, доставая из ящика свои сердечные капсулы. Человеку не дано выжить после такого - всем известно, что мужчина этот погиб при крушении самолета - стало быть, кто же стоит напротив него теперь? Ему ещё не встречались духи с того света, но чем же тогда объяснить то, что он видит сейчас прямо перед собой. Джон же продолжал молчать, не прерывая ход его мыслей и позволяя себя рассматривать.
– Вы оставите эту семью в покое, - произнес наконец призрак, подойдя и склонившись к сидящему за столом старику, - Вы забудете обо всем и уничтожите все записи.
Пока мужчина вытирал вспотевший лоб, добровольно подчиняясь его воле, фантом нескладно развернувшись, покинул комнату... отперев входную дверь и после прикрыв её за собой, оставляя ученого мужа в задумчивости размышлять над своими воспаленными галлюцинациями. Следующим днем профессор уехал поправлять здоровье на юг Италии, потом - и вовсе подает в отставку ко всеобщему удивлению и недоумению. Долго ещё не утихнут разговоры вокруг этого события.