Мельпомена
Шрифт:
– Пойдешь со мной в театр? – голос Мелиссы звучал все также отстраненно.
На Филиппа внезапно накатила грусть. Услышав холодный голос Дюбуа, он вдруг вспомнил дни, когда она была полна энергии и желания жить. Ему не хватает той девушки, которая могла остро пошутить, а потом резко дать затрещину за то, что ты посчитал эту шутку несмешной. Лавуан, уставившись в пол, вдруг улыбнулся от нахлынувших воспоминаний.
– Ладно, сама дойду, – поддержала улыбкой Мелиса. – Ищи свое вдохновение.
Дюбуа исчезла так же внезапно, как и появилась. Когда она таким же образом упорхнула из Кале со своим возлюбленным, Лавуан был очень раздражен и даже
Нечего ворошить прошлое.
Филипп отвел глаза от отплывающего военного броненосца, которого до этого момента в гавани совсем не замечал. До чего рассеянный стал. Писатель завертел головой, в надежде поймать уплывающий вдаль силуэт Мелисы, но вместо этого увидел нечто другое. Девушку.
На уровне ниже, куда можно было легко добраться по мощенной лестнице, находились шахматные столы. Обычно к вечеру тут уже собиралась весьма большая толпа, желавшая продемонстрировать свои познания в этой игре. Шахматы Лавуана никогда сильно не привлекали. В детстве отец пытался приучить его к этому, не побоюсь этого слова, спорту, так что Филипп прекрасно знал, как ходят фигуры, даже выучил пару дебютов, но из-за своей природной невнимательности и рассеянности не смог стать хорошим игроком. Впрочем, сей факт нисколько не мешал ему наслаждаться шахматами в качестве зрителя, пусть и не всегда, лишь когда было нужное расположение духа.
За одним из столов в гордом одиночестве сидела девушка лет двадцати пяти с черными, ниспадающими вниз как водопад волосами, вьющиеся концы которых были похожи на морскую пену, и темно-бордовом платье, с бархатным черным воротником, правильно подчеркивающим ее прическу. Она сидела перед разложенными шахматами, в ожидании человека, который сделает первый ход за белых и начнет с ней интеллектуальную битву.
Филипп колебался. Пусть он и показал мадемуазель Дюбуа всем своим видом, что в театр ему идти совсем не хочется, это надо было сделать. По крайней мере, хотя бы попробовать оправдаться за срыв сроков. Но француза тянуло за шахматный стол. А он привык прислушиваться к своей интуиции.
Не здороваясь с дамой, и даже не успев сесть, Филипп ходит е4.
– Доброе утро, – тонкие пальцы девушки взяли пешку и поставили на е5.
– И правда, не самое плохое, – натянул улыбку Лавуан. Он поставил белопольного слона на д3, чтобы защитить пешку.
Ее слон пошел на ц5, в ответ конь двинулся на г3, нападая на пешку, девушка защитила ее ходом д6, француз сделал рокировку, и началась настоящая игра. Белые выигрывали развитие, это понимал даже такой профан как наш герой. Но дальше игра достаточно быстро перевернулась и весы качнулись в сторону девушки. Из-за своей указанной нами выше невнимательности и нерешительности, Лавуан сначала потерял
– Я позаимствую ладью? – спросила девушка ровным голосом.
– Боюсь у меня нет выбора, – Филипп снова натянул улыбку, но в ней отчетливо читалось раздражение к ситуации. Лавуан не умел проигрывать.
Писатель проиграл достаточно быстро. Эндшпиль для него всегда был кошмаром. Мало того, что нужно быть невероятно внимательным, просчитывая ходы на два – три шага вперед, еще и нужно это делать на высокой скорости, ведь чаще всего на улицах города практиковался блиц, где не очень-то приветствуется подолгу думать над ходом. В итоге ему был поставлен мат.
– Вы хорошо играли, – подытожила девушка. – Мелани Марсо, – она протянула руку.
Какое красивое имя. Жаль, что не Эдит, тогда бы она идеально подходила под ту самую Эрато, что я ищу.
Писатель, будучи натурой творческой, помимо всяких глупых суеверий, еще был и любитель подбирать под ту или иную идею правильные цифры, имена, названия и прочую ерундистику. Когда ему сказали, что предстоит работа над любовным романом, он принялся искать свою музу непременно на букву «Э», ведь всем образованным, и не только, людям известно, что именно Эрато является музой любви, и кто как ни она должна дать ему вдохновенье для написания романа.
– Филипп Лавуан, – француз поцеловал руку. Рука пианиста. Длинные тонкие грациозные пальцы и общая худоба, делали девушку очень красивой. – Вы пианистка?
Девушка немного свела свои тонкие черные брови вместе так, что ее светло-карие глаза выдали взгляд истинного хищника, какой-нибудь рыси или американской пумы.
– Вовсе нет, – Мелани отвела взгляд.
Тема ее расстроила, это было сразу видно. Скорее всего ее заставляли заниматься музыкой вопреки ее желанию. Не став развивать разговор в этом ключе, дабы не расстроить приятную собеседницу, Филипп предложил:
– Еще партию?
Мадемуазель Марсо, а она была незамужней, ведь писатель, даже при всей своей невнимательности обнаружил отсутствие обручального кольца на пальце, сразу изменилась в лице и принялась расставлять фигуры. В этой партии Лавуану также не удалось продемонстрировать свои феноменальные навыки игры, по причине отсутствия оных. Но теперь Филипп просто наслаждался игрой, не пытаясь прыгнуть выше головы. Фигуры оживали на поле битвы, в голове писателя были четкие образы того побоища, которое устроили два монарха в надежде на победу. Почему я раньше этого не замечал? Почему раньше мне шахматы казались скучнейшей игрой на земле?
Как бы ни восхищался Филипп процессом, результата он не достиг ни в этой партии, ни в последующих трех. Но, пожалуй, впервые в жизни Лавуан не убивался из-за поражения, а даже наоборот, игра его ободрила, хотя саму причину этого он найти никак не мог.
– Не расстраивайтесь, – начала утешать его Мелани. – Вы неплохо играете. Вам просто нужно больше практики.
Больше практики… Филипп слышал эту фразу, пожалуй, все свое детство. Она его, мягко говоря, раздражала. Из-за нее он постоянно находился в статусе «нераскрывшегося гения». Потенциал в целом есть, но нужно больше практики. Когда я уже стану состоявшимся гением?