Мельпомена
Шрифт:
Свет пробивался через полуоткрытое окно и озарял соседний дом. Филипп часто думал, что мешает своими ночными посиделками другим ровно также, как и его сосед, упомянутый ранее, мешает по ночам ему, однако в данном случае эгоизм взял верх, и писатель не собирался менять свою дурную совиную привычку сидеть по ночам в угоду мнения людей, которых он, собственно, и знать не знает. Вдруг Лавуану показалось, что в окне он увидел едва заметную, быстро пронесшуюся тень. Это испугало француза, и он стал вглядываться в родное окно, чтобы лучше разобрать что же там происходит.
– Доброй ночи, мсье Лавуан.
Женский голос раздался так неожиданно, что Филипп
– Доброй, Фрида, – с облегчением переводя дыхание, ответил Филипп. Он быстро поднял сигарету, дунул на фильтр, избавляясь от дорожной пыли, и вставил ее в рот.
– Не спится? – спросила Фрида.
– Мне сейчас не до сна. Работаю над пьесой. Ты тоже с работы? – Филипп уже давно перешел на «ты» с Фридой, и ее это нисколько не смущало.
– Да, только закончила уборку, – слегка улыбнулась девушка.
Фрида была гардеробщицей в театре. Разумеется, она пробовалась на роль актрисы, и Лавуан прекрасно помнил историю ее провала на пробах, однако в итоге мсье Гобер посчитал, что ей прекрасно подойдет роль гардеробщицы. Сам факт очень расстроил Фриду, и, как ни пытался Филипп ее уверить, что мол «театр начинается с гардероба», девушка, хоть и выглядела как простушка, быстро догадалась, что писатель лишь пытается ее утешить. В утешении Фрида не нуждалась, хотя многие сочувствовали ее положению. Дело не только в провальных пробах. Они с кузеном, Хельмутом, переехали из Страсбурга в поисках лучшей жизни. После захвата и присоединения Эльзаса и Лотарингии к Германской империи, семья Фриды и Хельмута попала в немилость к новым властям, отчего пострадала прежде всего мать семейства – она потеряла мужа на войне, а потом и сама погибла при неизвестных обстоятельствах. Филиппу всегда была интересна эта история прежде всего из-за ее одиозности по отношению к Германии, которую здесь, само собой, не жаловали, однако Фрида настойчиво молчала, аккуратно переводя тему разговора и лавируя так мастерки, что вскоре Лавуану надоело выпрашивать информацию у девочки. Пусть к немцам отношение было весьма негативное, особенно на фоне последней войны, но к Фриде и Хельмуту никто отвращения не испытывал: они были трудолюбивы, молчаливы, нелюбопытны, к тому же славились своей рьяной приверженностью католицизму, что играло им на руку. Оба они проводили свои выходные дни в церкви, помогая по хозяйству и делая это, безусловно, на общественных началах, абсолютно безвозмездно.
– Видела Вас с Мелани сегодня, – нарушила неловкое молчание Фрида. Пока Филипп погрузился в свои мысли, что было частым явлением, девушка уже поравнялась с ним.
– Вы знакомы? – Лавуан был крайне удивлен, что такие разные дамы могут иметь какие-то сношения.
– Само собой, – улыбнулась гардеробщица, – Мелани моя соседка. Я частенько помогаю ей по дому. Она не то чтобы хорошая хозяйка, так что ей повезло, что мы с кузеном расположились по соседству… Что-то помыть или передвинуть – все это делаем мы. Разумеется, если больше попросить некого…
Филиппа нисколько не трогала хозяйственность Мелани. В современном мире есть куда более важные качества, считал он. Главное, чтобы было комфортно находиться с человеком, а еще лучше – вдохновляться им.
– То есть в другое время Мелани просит остальных соседей помочь? – Лавуану это было не столько интересно, сколько важен сам факт
– Нет, – задумалась на секунду Фрида. – С другими соседями она не особо разговаривает. Она вообще мало с кем говорит. Можно сказать, что для нас она сделала исключение. Просто порой ей помогают ее ухажеры…
– Ухажеры? – резко прервал девушку Филипп. Это слово резало ухо, из-за чего писатель совершенно позабыл манеры.
– Да, ухажеры, – утвердительно кивнула собеседница. – Мелани весьма популярна…
Это начинало француза просто бесить. Я не единственный, кого эта девушка вдохновляет. Этого стоило ожидать… Такая утонченная натура, от одного вида которой хочется творить, не может оставаться одна. Неужто ты и впрямь думал, что она будет лишь твоей? Такие мысли Лавуана вгоняли в жуткую тоску. Казалось, что из рук уплывает не только Мелани, но и надежды на новое произведение. Сцены, которые еще пятнадцать минут назад отчетливо представлялись в голове, внезапно исчезли в потоке переживаний о предстоящей борьбе за Мелани.
– И сколько их? – с комом в горле спросил Филипп.
– На моей памяти было пять, – неуверенно ответила Фрида.
Пять молодых людей! От такого числа Лавуану сделалось дурно. Как ему, такому худому, некрасивому, бесталанному человечишке завоевать даму, у которой уже есть пять ухажеров? Может и вовсе стоит ее забыть, найти кого другого? Это был самообман. По крайней мере, так сразу же заключил сам Лавуан. Мелани сумела за одну встречу, всего парой слов, растопить тот лед, что сковывал творческую натуру писателя. Эта женщина, за которую стоит бороться, ее нельзя просто так отдавать.
– Не переживайте так, мсье Лавуан, – поспешила утешить явно страдающего Филиппа Фрида. – Да, у Мелани много ухажеров, но признаться честно, когда вы оба прошли рядом со мной, даже не заметив, будучи погруженными в свои мысли и чувства, я сразу поняла, что Вы, мсье Лавуан, для Мелани человек непременно особенный. Да что говорить, сколько раз я звала ее к себе в театр на работу, пускай и просто из вежливости, но тем не менее, я всегда получала мягкий отказ, а тут я встречаю соседку, не любящую шумные мероприятия и уж тем более театр, в компании Вас. Простите мне мою прямоту, но я сразу поняла, что вы двое просто созданы друг для друга!
Филиппу стало внезапно стыдно, что он не соблаговолил поздороваться с хорошей знакомой сегодня. Нагло пройти, пусть и не без веской причины, выглядело как оскорбление, хотя таковым не задумывалось. Однако слова Фриды подогрели интерес Лавуана ввязаться в авантюру под названием любовь.
– Прошу прощения за свое поведение, – оправдывался Филипп. – Ты все правильно увидела и поняла. Действительно, Мелани мне показалась девушкой интересной, красивой, умной, обладающей непередаваемым шармом…
– Надеюсь когда-нибудь я тоже услышу такие высокие слова в свой адрес от молодого человека… – вздохнула Фрида.
Немку мужчины своим вниманием не баловали. Невысокий рост, яркие веснушки, курносый нос – не самые привлекательные черты девушки. Утонченности француженок в Фриде не было вовсе. Несмотря на хозяйственность, честность и прочие никому не нужные сегодня черты характера, в девушке не было женственности и умения правильно себя поставить в обществе, отчего она и страдала.
– Не волнуйся, Фрида, – Филипп решил утешить расстроенную девушку, – ты обязательно найдешь себе кавалера.