Мельпомена
Шрифт:
– Наконец Вы пришли, мсье Лавуан, – голос доносился с кресел задних рядов, на котором, как выяснилось после поворота писательской головы, восседал постановщик. Филипп хотел было представить своего начальника мадемуазель Марсо, но та, пока писатель загляделся на молодой талант театральной эстрады, тихо исчезла из поля зрения, оказавшись уже подле сцены.
– Добрый день, мсье Гобер, – уставившись в пол, произнес в ответ Филипп.
– Присаживайтесь, Филипп, – в этом панибратском тоне Лавуан почувствовал пренебрежение к своей персоне, но перечить не стал и лишь молча повиновался приказу, усевшись
– Все так, – закивал писатель.
– Стало быть, я могу надеяться, что мы начнем работу над Вашим новым произведением в срок. Если Вас не затруднит, мсье Лавуан, мне было бы правда очень интересно услышать содержание, пусть и самое краткое, Вашей новой пьесы, – Гобер улыбнулся, обнажив свои желтые от пристрастия к сигарам зубы.
Мсье Гобер пусть и был уважаемым в широких кругах человеком, красотой никогда не блистал. Низкий рост, плохая осанка, жирные черные волосы, всегда непременно зачесанные направо, и большой крючковатый нос делали его похожим на противного гоблина. Но талант постановщика у этого маленького человечка безусловно был. За эту его особенность он и был награжден народной любовью, которая прощала все физические изъяны этого человека.
– Я решил… – Филипп начал кашлять толи от волнения, толи от открытого ночью окна. – Решил, что наилучшим решением будет написать рыцарский роман…
– Пьесу, – поспешил поправить писателя мсье Гобер.
– Все верно, – согласился Лавуан. – Пьесу. Подумал будет неплохо написать о сильной женщине, волею судьбы, ставшей рыцарем дабы защитить то, что ей дорого. Героиня, безусловно, должна быть сильной личностью, которая будет не согласна с произволом, который творили мужчины в средневековье, пользуясь исключительно варварским правом, то бишь грубой силой, – посчитал должным пояснить Филипп.
Гобер поморщился. Лавуан было подумал, что идея постановщику не понравилась, что сейчас все его старания выкрутится из ситуации в последний момент, что француз всегда делал изумительно, а самое главное, что его новообретенное вдохновение пойдут прахом из-за мнения такого ничтожного человека как Гобер. Втянув пару раз своим длинным клювом воздух, директор произнес:
– Пусть будет так. Хорошо. Полагаюсь на Ваше мастерство в писательском ремесле. По правде сказать, вся эта суфражистская тематика мне совсем не по душе, но что уж поделать коли такие настали времена. Даже если Ваша пьеса будет дурно написана, на нее все равно сбегутся молодые особы, дабы увидеть наконец того самого сильного женского персонажа, которым их обделила литература.
Она не будет «дурно» написана. Когда это я вообще писал «дурно»? Филипп бы раздражен тоном, с которым к нему обращались, считая, что, пусть даже он и не соблюдал сроков, не заслуживает столь пренебрежительного отношения к своей персоне. У сцены раздался едва различимый смех. Он не был похож на привычный и уже давно знакомый смех артистов, потому Лавуан быстро повернул голову дабы разглядеть происходящее. Мадемуазель Марсо смеялась, ведя беседу с совсем юным театральным актером Пьером Шерро. Несмотря на свой возраст, Пьера окрестили самым одаренным артистом за последние десятилетия
– Милая девушка, – должно быть мсье Гобер заметил интерес Филиппа, за что последнему стало стыдно перед начальником. – Ваша новая пассия?
– Вовсе нет, – не так решительно, как того хотелось произнес Лавуан. – Мы с мадемуазель Марсо знакомы лишь пару часов. Она попросила меня показать ей театр, и я не решился отказать, – сам для себя не понимая зачем он вообще решил соврать, Филипп все же это сделал так, будто ложь сама и зародилась, и вышла из его уст.
– Рад, что хоть она смогла привести Вас сюда, – улыбнулся Гобер. – Надо будет отблагодарить ее.
На этих словах Филиппу стало совсем дурно. Ходили слухи о Гобере, как об известном ловеласе, не чурающимся запятнать честь своего брака сношениями с самыми разными особами в основном, разумеется, актрисами театра. И пусть никаких подтверждений этому факту за все время Лавуан так и не нашел, почему-то именно сейчас ему показалось, что все сказанное чистая правда, и что мадемуазель Марсо следует спасать из когтей этого стервятника.
– Не утруждайте себя, мсье Гобер, – Филипп поднялся с кресла. – Я постараюсь предоставить мадемуазель Марсо интереснейшую экскурсию по театру. Надеюсь, что смогу приобщить ее к нашему общему делу.
– Надейтесь, мсье Лавуан. Только не давайте ей несбыточных надежд, прошу Вас. Мест в нашем театре и так мало, признаться, я бы избавился от парочки артистов, а уж новеньких мне и вовсе не нужно приводить.
Будто все прямо-таки мечтают попасть к нему в труппу! Боже, что за надменный и низкий человек!
– Возьмите это, – Гобер буквально положил аккуратный конверт в приоткрытый карман жилетки Филиппа. – Это задаток. Найдите этим средствам достойное применение, мсье Лавуан.
Филипп не стал благодарить директора за щедрость. Быстрым шагом он направился прямиком к сцене, надеясь вклиниться в разговор, который приносит Мелани столь хорошее настроение. На удивление, диалог оказался не таким уж веселым и интересным. Молодой Пьер своим ангельским голоском поддерживал самую что ни есть светскую беседу, от одного слова которой Лавуану становилось скучно. Поравнявшись с Мелани и аккуратно, краем глаза, заглянув в ее лицо он понял, что и ей самой эта беседа кажется нудной, а легкая улыбка была скорее актом вежливости, но никак не истинного веселья. Филипп почувствовал, как огромный камень только что упал с его плеч.
– Как Вам наш скромный театр? – Филипп специально поскромничал, зная, что девушка пребывала в восторге от самого здания и от труппы.
– Замечательно, – Мелани, несмотря на правильность, сделанных Лавуаном, суждений, тем не менее оставалась весьма холодной в своих высказываниях. – Здесь прямо пахнет искусством. Я редко бываю в подобного рода местах.
Интересно. Филипп был уверен, что мадемуазель Марсо так или иначе была напрямую связана с искусством. Однако, по ее собственным словам это было вовсе не так. Ошибся? Или всему виной пианино?