Memento Mori
Шрифт:
– Как и вы, я не желаю войны между людьми, - заявил со всей сердечностью, на какую только был способен, наверное, прелат Лафрамбуаз.
Скорее всего, князь не слишком поверил его словам и тону, вот только особого выбора у него тоже не оставалось. Он сам пригласил инквизитора к себе, а значит, тот был ему нужен.
– Раз так, - кивнул князь, - вас проводят в подвал, где держат эту нечисть.
Он хлопнул в ладоши, и тут же двери отворились. На пороге стоял один из людей князя – седоусый, одетый в кафтан с галуном и, конечно, при сабле на поясе. Он коротко поклонился ему и спросил что-то на венгерском.
– Говори на linqua franca, - тут
Тот снова поклонился, и попросил у нас прощения. На linqua franca говорил он с безобразным акцентом, так что слова приходилось скорее угадывать и додумывать, нежели понимать.
– Ходите за мной, - сказал он.
И мы вместе с инквизитором покинули комнату, отправившись вслед за человеком князя по коридору. Сам же Корвино с нами никуда не пошёл, что вызвало у меня определённые подозрения.
– Где женщина, с которой я пришёл? – спросил я у нашего провожатого.
– С юдом осталась, - ответил тот, не оборачиваясь, даже по спине его было понятно, как неприятно венгру наше общество. – Сидят в комнате, вино пьют, болтают, наверное.
– Скажи, чтобы её тоже привели в подвал, - заявил я. – Она будет нужна для допроса нечисти.
– Скажу, - кивнул тот.
Он остановил первого же попавшегося слугу и бросил ему несколько слов на родном языке. То ли слуга не знал linqua franca, то ли седоусый решил, что если князя рядом нет, о вежливости можно и позабыть.
Вслед за ним мы спустились в подвал, который сторожила пара крепких парней. Седоусый обменялся с ними несколькими быстрыми фразами, снова на родном языке, и нас с инквизитором впустили внутрь, отворив дубовую, укреплённую стальными полосами, дверь.
Видимо, люди князя Корвино и в самом деле умели обращаться с подобными Гитане существами. Назвать цыганку человеком после нашей предыдущей встречи язык уже не поворачивался. Она сидела накрепко прикованная к металлическому стулу цепями, обвивавшими её тело, словно стальные змеи. Я не заметил ни одного замка, видимо, они скрывались под полом, куда уходили концы цепей. Гитана не могла пошевелить даже пальцем – ладони её лежали на длинных подлокотниках стула, зафиксированные в хитрое приспособление, скорее всего, отлично знакомое Лафрамбуазу. Оно держало каждый палец отдельно от остальных, а стальные скобы охватывали каждую фалангу, не давая Гитане ни малейшей возможности даже предпринять попытку дёрнуть одним из них. Цыганка была без шляпы, но длинные, спутанные чёрные волосы падали ей на лицо, скрывая жуткий переход живой плоти в белёсую кость.
Услышав, что дверь открылась, Гитана подняла голову и поглядела на нас единственным глазом.
– Как такое может быть, - голос её был таким хриплым, что я едва разбирал слова, - Рейнар, именно ты пришёл пытать меня. Я едва унесла ноги от тебя и твоей ручной ведьмочки, но не прошло и дня, как ты появляешься снова. Да ещё и в компании со святошей, обряженным в мирские тряпки.
– Замолчи, безбожное отродье, - припечатал её Лафрамбуаз.
А после быстро произнёс несколько слов на латыни. Говорил он так быстро, что я не понял их смысла, да и не силён я, откровенно говоря, в высокой латыни. От слов его – хотя меня, можно сказать, задело по касательной: удар был направлен всё-таки в Гитану, – всего передёрнуло. Я покачнулся, клейма на груди и правой руке на мгновение похолодели, даря какое-то удивительное спокойствие, отдохновение не столько телу, сколь душе. С другой же стороны, внутренности как будто латная перчатка
Цыганка забилась в удерживающих её цепях, будто рыба в неводе. Она хватала ртом воздух, отчего ещё сильнее походила на выброшенную на берег рыбу, которая бьётся за жизнь, не зная ещё, что уже мертва. Гитана откинула голову назад, волосы упали с её лица, и оно предстало перед нами во всём своём кошмарном великолепии. Пускай я видел его не в первый раз, но меня снова передёрнуло внутри. Я слишком хорошо помнил её лицо, когда оно ещё было живым, чтобы теперь спокойно смотреть на половину, превратившуюся в голый череп с пустой глазницей.
– Ты ведь стрыга, верно, - произнёс инквизитор, - именно поэтому мои слова так подействовали на тебя. Но тебя сделали такой, ты не умирала, а была обращена в нежить при жизни.
– Сейчас это не имеет значения, - покачал головой я, подходя ближе к Гитане. – Ты знаешь, зачем мы здесь, так что давай обойдёмся без прелюдий и взаимных обвинений.
– Сразу хочешь перейти к делу? – поинтересовалась цыганка; несмотря на ослабевший голос и усилившуюся хрипоту, она сумела придать ему весьма скабрёзный тон.
– Именно, - кивнул я, не поддавшись на провокацию. – Скажи, где твой господин, и мы немедленно оставим тебя в покое. Иначе инквизитор может произнести ещё несколько слов, от которых тебе станет куда хуже, верно же, монсеньор? – обернулся я к Лафрамбуазу.
– Допрос такого существа, как она, невозможно вести привычными средствами, - подтвердил мои слова инквизитор, - поэтому придётся бить её исключительно силой моей веры. А это для подобных тварей куда хуже пыток огнём или колесом.
Я чувствовал, что ему не нравится пассивная роль вроде некоего пыточного инструмента. Он сам привык вести допрос, а не подчиняться своему официалу. Вот только сейчас иного выбора у нас не было – читать молитвы и допрашивать Гитану он не смог бы никоим образом.
– Я не могу предать Господина, - ответила цыганка. – Как бы вы ни пытали меня, мои уста запечатаны его силой. Он параноик, не доверяет никому, даже Бауму не доверял до конца, хотя тот был его рабом в куда большей степени, нежели все мы.
– Что ж, - произнёс я, снимая перчатки, подходя ещё ближе и склоняясь над Гитаной, - тогда я буду допрашивать тебя всерьёз.
Поймать взгляд её единственного глаза оказалось не так просто, однако она как будто сама глянула на меня, и я мгновенно провалился в её мир.
Мы стояли посреди города – того самого, где прервался путь нашей команды. Часы на башне остановились, стрелки их замерли на самой грани Ultima Forsan. Небо над нашими головами было пепельным, с него сыпались тяжёлые хлопья не то грязного снега, не то пепла. Мы очутились на площади с фонтаном, где крысолюд напал на Баума и, хоть не смог убить его, но поразил чумой. Невдалеке виднелся фасад проклятого дома, в котором нас захватили в плен.
Гитана не изменилась – всё та же молодая женщина в обносках прежней одежды, только на голове её снова красовалась потёртая широкополая шляпа. Она стояла, скрестив руки на груди, и глядела мне прямо в глаза, как будто оценивая. Я не мог видеть себя, но отчего-то знал, что на мне привычный кожаный джеркин, а под ним жилет с кольчужными рукавами. В общем, одет я точно так же, как в ту проклятую ночь.