Memento Mori
Шрифт:
Иудей велел охране пропустить меня, те отворили крепкую дверь, и я шагнул внутрь.
В большой, довольно светлой комнате меня уже ждали двое. Я сразу узнал инквизитора Лафрамбуаза, стоящего у окна и обернувшегося на звук открывшейся двери. Он по-прежнему был одет в мирскую одежду, и ничто в его облике не выдавало принадлежность к Псам Господним. Вторым же оказался весьма занимательный тип. Он явно происходил родом из Восточной Европы, был крепкого телосложения, одет в кафтан, как и его люди, только обильно декорированный мехом и золотом. На каждом пальце носил по массивному перстню, однако я сразу обратил внимание на его ладони – они были явно привычны к рукояти сабли
46
Фамилия Корвино происходит от латинского слова corvus – ворон
Я не знал в лицо этого человека, однако по поступкам он был весьма широко известен. Князь Януш Корвино – эмиссар венгерского короля в Южной Италии, известный охотник на нежить, один из самых талантливых командиров кавалерии, не раз громивший целые орды восставших мертвецов. Он славился своей почти открытой неприязнью к правящим в королевстве нечистым, а потому очень редко покидал Италию.
– Это и есть твой человек? – глянул на инквизитора через стол венгерский князь. – Я думал, он повыше ростом будет.
Мог бы придумать остроту и пооригинальней.
– Не смешно, - поддержал мою невысказанную мысль Лафрамбуаз. – Это именно тот человек, о котором я тебе говорил. – Привычка прелата ко всем обращаться на «ты», похоже, распространялась и на сильных мира сего, вроде князя Корвино. – Именно его люди напали на карету Дракулести.
– Неудачно напали, - сказал князь. – Воеводы-то внутри не было.
– Этого никто не знал, - рискнул вставить слово я, и оба воззрились на меня, будто изваяние заговорило. – К тому же, нам удалось прикончить одного из его ближайших слуг – Гербрахта Баумхауера.
– Сомнительный успех, - скептическим тоном произнёс князь, - у него таких слуг довольно.
– Этот был особенный, можете мне поверить, - покачал головой я. – Он прежде был моим близким знакомцем.
– Тут я склонен согласиться с официалом, - потёр длинными пальцами острый подбородок Лафрамбуаз. – То, что именно Баумхауер был в карете, говорит о многом.
– Например, о чём? – тут же глянул на него Корвино.
– Например, о том, что Дракулести готовил ловушку, - заявил я. – Мне известно, что Баум...
– я слегка запнулся на привычном имени былого товарища, но тут же добавил: -…хауер командовал либо всей армией, сражающейся под Пьяченцей, либо существенной её частью.
– Да плевать мне, кто он такой, - отмахнулся князь. – Покушение провалилось, и теперь Дракулести чёрт знает где. Он затаился, залёг на дно и как достать его я просто не представляю.
Всё время с начала беседы, я медленно подходил к столу, как будто приближался к опасному хищнику. И князь Корвино отчасти именно таким и был – я не знал, чего от него ждать. Однако я явился сюда, чтобы рисковать, а значит надо идти до конца. Я подошёл к столу, опёрся об него кулаками и заглянул прямо в проницательные глаза венгерского воеводы.
– А ведь вы лукавите, князь, - заявил я, не отводя взгляда, хотя это было и непросто. – У вас в подвале сидит ещё один человек – ну или почти человек – Дракулести, захваченный после покушения. Вот только как к ней подступиться вы не знаете. Вы же привыкли
– Ты кто такой? – не слишком вежливо ответил вопросом на вопрос князь Корвино, но видно было, что он поражён моими словами. – Откуда ты знаешь о ней?
– О ком это – о ней? – тут же уточнил инквизитор, но венгерский воевода не обратил на него внимания. Взгляд его был прикован ко мне.
– Я простой официал инквизиции, - пожал плечами я, - и раз серебряное кольцо на моём пальце не прожгло мне плоть до кости, то я точно не Hostis generis humani [47] и никто из его слуг. Просто у меня тоже есть свои люди, которые в состоянии проследить за удирающей с поля боя женщиной, а после за каретой, в которую её затолкали неизвестные.
47
Враг рода человеческого
– Кто эта женщина, Рейнар? – нетерпеливо спросил у меня Лафрамбуаз, и по тону его я отлично слышал, что он едва сдерживает кипящий внутри гнев.
Уж к чему к чему, а к небрежению собственной персоной инквизитор Тосканы не привык.
– Гитана, - ответил я, обернувшись к нему.
Откровенно говоря, я рад был возможности прервать нашу с князем дуэль взглядов под благовидным предлогом.
– К ней теперь трудно подступиться с обычными методами допроса, - продолжил я. – Если честно, я даже не очень понимаю, как людям князя удалось связать её и затолкать в карету, и отчего она до сих пор не сбежала.
– Есть у меня методы против таких, как она, - не без гордости заявил Корвино. – И прежде чем вы, инквизитор, потребуете от меня, чтобы я допустил вас с вашим официалом к ней, я хочу вам кое-что сказать.
Он отступил от стола и сложил руки на груди, однако торопить себя не заставил.
– До недавнего времени уничтожение Мирчи Дракулести было внутренним делом, практически семейным, можно сказать. Однако теперь мне стало доподлинно известно, что вы знаете о его истинной природе. Я допущу вас и вашего личного дьявола к захваченной твари, но лишь при одном условии. Правда о том, кто такой Мирча Дракулести не должна быть предана огласке. Ни в коем случае. О последствиях, думаю, вам не стоит напоминать.
Тут он полностью прав. Венгерское королевство, управляемое не первый год семейством нечистых, было бельмом на глазу всей Европы. Эстергомская династия, захватившая власть, оказалась слишком серьёзной силой, с которой приходится считаться и Священной Римской империи, и Тевтонии, и прочим менее крупным государствам. Правители и знать королевства были сродни аристократии Чёрной порты, однако порядки в Венгрии всё же царили иные, а уж князь Корвино показывал, что готов бороться с нежитью, несмотря ни на что. Вот только если станет известно, что один из виднейших вельмож королевства оказался не просто нечистым, но тираном – кошмарным порождением чумы, это вполне может сподвигнуть европейских монархов сплотиться против общего врага, которым так легко будет объявить Венгрию. И тогда нового крестового похода не избежать. Конечно же, ничего подобного князю Корвино не нужно. Как бы ни относился к нечистой аристократии, войны со всей Европой, сплотившейся против его родины, он точно не хотел.