Мемориал
Шрифт:
— Зачем тебе гадатель, Нестор? Вы двое с Одиссеем своей мудростью превзойдёте одного предсказателя!
— Разве в этом дело, сынок? Чего будет стоить моя или Одиссея мудрость, если мы продолжим споры и взаимное разделение? Сегодня мы оттолкнули Ахилла, завтра Калхаса, послезавтра — ещё кого-то… Это негоже.
— Вообще-то ты прав, Фесторид. Но с другой стороны — ругайся мы или дружи — толку с этого всё равно никакого не будет.
— О чём ты? — не понял Менелай.
—
— Брось! — рассмеялся Менелай. — Если ты имеешь в виду Эгиду Богини Афины и другие драгоценные вещи, то, если дело только в них — троянцы давно должны были бы сбросить нас в море.
— Не скажи, не скажи… — покачал головой Одиссей. — В этом есть нечто. В священных реликвиях сосредоточена нечеловеческая мощь. О, если бы нам их заполучить!..
Менелай пожал плечами:
— Но для этого сначала надо взять Трою, не так ли? Ты идёшь с нами, Диомед?
— Нет. Мне тут надо проверить одно дельце, а уж потом поспешать к Агамемнону. Да и вы не задерживайтесь.
И он растаял во тьме.
Менелай проводил его взглядом.
— Какое может быть «дельце»?
— Разведка, я полагаю, — ответил ему Одиссей. — Кроме того, может, удастся перехватить кого-то из лазутчиков.
И снова они отправились, вглядываясь в темноту. Казалось, кто-то всё время идёт рядом. Но кто? Кому нужно следить за ними? Если свои — нет смысла. Если враги — почему не нападают?
Палатка гадателя казалась мёртвым серым конусом.
— Калхас, Калхас! — начал Нестор. — Ты спишь, старик?
— Чего тебе, Фесторид? Я не сплю, года не те; бессонница. А ты что шатаешься? Да ещё не один.
— Так ведь совет у Агамемнона… — вмешался Менелай.
— И ты здесь, Атрид? Ну что ж, совет… Меня туда не звали.
— Что ты городишь, дружище? — вздохнул Одиссей. — Три великих ахейских вождя стоят перед тобой, а ты даже не соизволил полог открыть. Как это: «не звали»? А мы, трое, что — недостойны тебя звать? Скажи проще — ты боишься Агамемнона.
— Ну и что дальше? А ты не боялся бы на моём месте?
Гадатель выбрался из палатки, и вид у него при мертвенном свете Селены и тусклом огне факела — в измятом плаще, с растрёпанными волосами и слепым лицом — был страшен.
— Сам Агамемнон тебя зовёт, — сказал Менелай. — Боги свидетели мне и всевидящая Сова-Паллада: мы берём тебя под свою защиту. Согласен идти?
Калхас долго молчал, вглядываясь внутрь себя. Потом протянул руку:
— Возьми-ка меня под локоть, Нестор. Мы с тобой, старики, поковыляем вдвоём. А молодые пусть идут вперёд.
Показался жаркий открытый огонь. Это у братнего шатра часовой указывал поднятым факелом дорогу вождям. Огонь становился всё ближе. И у самого входа
— Ты похож на бронзового бога, — сказал ему Одиссей с неуловимой иронией.
— О чём говорить будем? — голос Аякса прозвучал гулко, будто и в самом деле — из бронзы был выкован этот воин.
— Заходи в шатёр, там и узнаешь, — сказал Менелай, уступая ему дорогу.
Тот прижал руку к сердцу в знак признательности и вошёл, наклонив голову.
Богато была убрана сень брата. Огороженный крепким частоколом огромный шатёр, выстроенный из плотно связанных брёвен и утеплённый войлоком, украшался яркими цветными коврами. Пол был чисто выметен, на лавках лежали пышные звериные шкуры. На треножниках ярко горел огонь, освещая поставленный в середине большой переносной стол, ломящийся от драгоценной посуды.
Всё это сверкнуло мгновенным видением, и Менелай вошёл внутрь, словно сквозь невидимую дверь.
Прошло несколько часов. Вожди покидали совет, осоловевшие от бесконечных разговоров, сытной еды и хмельного вина. Менелай вышел в числе первых и отошёл с Асфалионом в сторону, чтобы прийти в себя. Тревожное чувство угнетало его, и он вспомнил самый пугающий миг, тот, который поразил всех.
Собственно, в начале-то ничего страшного не было. Совет начался обычной перебранкой. Басилевсы ругали Агамемнона за его вспыльчивость и ссору с Ахиллом.
И тут брата дёрнуло сказать, что это, мол, ещё нужно проверить, есть ли связь между историей с Хрисеидой и язвой, разящей войско.
Тогда Махаон, премудрый врач, сказал ему:
— Не богохульствуй. Всякая болезнь — кара. Страшно сомневаться в замыслах Богов, когда ужасный, ужасный и мстительный Феб, Аполлон Подземный, владыка Севера, бродит меж нами и Его чёрный плащ овевает нас холодом, когда все мы чувствуем звон тетивы и жуткий полёт Его стрел. Вы слышите? — Махаон привстал. — Вот Он прошёл сейчас мимо шатра!
Чья-то поступь раздалась, и глухо загремело что-то, будто стрелы в колчане.
Кровь оледенела у всех в жилах.
Наверное, басилевсы так и сидели бы, скованные ужасом, если бы не Одиссей. Он начал свою сладкую и вязкую, словно мёд, речь.
Жужжал и жужжал сладостный говорун, рассказывал историю распри Ахилла и Агамемнона. Все её знали, но Одиссей рассказывал как-то по-новому, складно, и для Агамемнона очень лестно. К складности этой прибавлялось ещё что-то. Что? Наверное, некий успокаивающий ритм.
Вожди слушали, глаза их туманились, и Менелай постепенно почувствовал приятную сонную отрешённость.