Memow, или Регистр смерти
Шрифт:
Между тем до 1965 года оставалось еще целых двадцать лет, девятнадцать, если говорить точнее. Аликино улыбнулся, подумав, что весьма маловероятно, чтобы в его жизни, представлявшейся ему всегда ясной и определенной, появились жена и дети. Джакомо — сын только или не только отца, это не имело значения, — так и останется просто знаком «Икс», и таблица Расула за неимением этой данности просто рухнет.
Молодой человек поднялся и, зевая, потянулся, раскинув руки. Он почувствовал сильную усталость и едва ощутимый туман в голове. Последний раз, окинув взглядом отцовский кабинет, показавшийся ему мрачнее обычного, он окончательно вычеркнул его из своей жизни, заперев на ключ.
На следующее утро, выйдя из дому, он выбросил этот ключ в сточный люк.
Затем,
Аликино — последний из семьи Маскаро — целиком посвятил себя своей работе. Между тем в нем крепло убеждение, даже уверенность, что преданные банку бухгалтеры — тоже своего рода должники, как показала участь синьора Гамберини, — могли рассчитывать на привилегии и надеяться, что их жизнь будет продлена. Тот же синьор Гамберини смог дожить при хорошем самочувствии до ста лет. Целый век жизни, на который Аликино мог рассчитывать как достойный преемник старого бухгалтера, — это уже немало. Практически равнозначно бессмертию. А разве первое желание людей — Аликино хорошо знал это — не было прожить как можно дольше? И при этом им совершенно неважно, как прожить. Лучше, гораздо лучше сто лет быть овцой, чем очень недолго — львом.
В течение следующих четырех-пяти лет отношения Аликино с Лучано Пульези стали менее дружескими, не такими доверительными, встречи менее частыми. Постепенно отпали, словно сухие листья, общие интересы, связывавшие их. Пульези продолжал приобретать книги современных писателей, но под самыми разными предлогами практически уже не читал их. Аликино перестал даже и покупать их. А различие в отношении друзей к противоположному полу сделалось просто неизмеримым. У Пульези было много женщин, он одержимо, можно сказать, маниакально искал близости с ними. Аликино, напротив, избегал даже самых поверхностных знакомств.
Пока еще они иногда говорили о Риме, куда собирались перебраться для осуществления своих мечтаний, угасших было на время. Пульези не занимался живописью, Аликино не писал книг. Они почти перестали встречаться и по вечерам не ходили больше на железнодорожный мост, откуда смотрели прежде на проходящие под ним поезда.
Аликино поступил в университет, выбрав юридический факультет. Пульези сумел в 1949 году получить диплом и через год уехал в Рим. Тут вновь оживились было их мечты. Друзья поклялись писать друг другу не реже хотя бы раза в неделю: они не сомневались, что когда-нибудь их переписка станет важным историко-литературным документом.
Пульези не прислал Аликино ни одного письма. Даже адреса не сообщил, куда бы друг мог написать ему.
НЬЮ-ЙОРК
1
Фирма «Ай-Эс-Ти», возникшая в Нью-Йорке в начале шестидесятых годов и специализирующаяся в области электроники (в то время главным образом телевизионной), с началом научно-технической революции сильно расширилась, разрослась, словно масляное пятно, и теперь, в 1985 году, осуществляла мощную экспансию, поглощая в Соединенных Штатах и в других странах многочисленные мелкие предприятия и небольшие компании, которые получали таким образом широкие возможности для развития на базе электронной технологии, в частности информатики.
Подобное произошло и со старым кредитным банком в Болонье — Ссудным банком, куда в 1945 году Аликино Маскаро сумел устроиться бухгалтером.
В 1965 году — то есть довольно быстро — кредитный банк сделался составной частью «Ай-Эс-Ти» и ликвидировал свой офис в Болонье. В том же самому году «Ай-Эс-Ти» открыла крупный филиал в Риме.
С 1945-го по 1965 год, в течение двадцати лет службы, у Аликино иногда, правда очень редко, возникало желание уйти из банка,
За прошедшие годы Аликино окончательно понял, что не стоит бросать вызов судьбе, а лучше целиком положиться на то, что она уготовила ему. И казалось, судьба предназначила ему многие годы жизни, которые спокойно следовали друг за другом без каких-либо потрясений или особых волнений.
Наконец, в 1965 году, когда старый кредитный банк в Болонье приказал долго жить, дабы возродиться в Риме под эмблемой «Ай-Эс-Ти» с гораздо более широкими задачами и совершенно новым обликом, Аликино охотно приготовился к переменам, которые, несомненно, коснутся и его, потому что они не зависели от его воли.
Будущее, а вернее, судьба могла предложить ему только две возможности, и обе для него положительные:
а) увольнение в связи с прекращением деятельности Ссудного банка. Но эта перспектива была довольно абстрактной: найти хорошего и опытного бухгалтера, такого как он, было нелегко;
б) переезд в Рим в только что открывшийся там филиал «Ай-Эс-Ти», фирмы, поглотившей Ссудный банк.
Давняя мечта обосноваться в Риме, казалось, могла теперь легко осуществиться. Сколько раз они с матерью, думая о будущем, представляли свою новую жизнь в Риме. Не говоря уже о планах, которые тысячи раз они строили вместе с Пульези, особенно в первые годы их дружбы. А осуществилась третья возможность. Скучная, не имевшая альтернативы: отправиться в Нью-Йорк и работать там в главном офисе «Ай-Эс-Ти».
Речь шла о продвижении по службе, о профессиональном признании, к тому же хорошо вознаграждаемом.
Восемь дней, которые были отпущены ему на принятие решения, Аликино использовал для того, чтобы повторять себе, что он откажется от предложения и, став свободным, уедет в Рим, начнет наконец, пусть и в сорок лет, совершенно новую жизнь. Совершенно новую, бросив вызов всему, что могла решить и предопределить судьба, — и в насмешку над таблицами соответствий Расула.
У него появится женщина — жена — и сын тоже, а почему бы и нет? Денег на жизнь он, конечно, не станет просить у матери, с которой они, впрочем, разъедутся. Он станет писателем (хотя в глубине души у него было немало сомнений насчет призвания, которое до сих пор не подавало никак заметных признаков) или журналистом. И потом, стоит ли опять искать какое-то постоянное место? Многие люди жили сегодняшним днем с помощью различных уловок и приемов, особенно в таком городе, как Рим, который впитывал всех и вся, одинаково принимая и умных, и глупых. Он мог жить игрой в карты или в рулетку, делая большие или незначительные долги, а также, безусловно, мошенничеством или какими-нибудь другими ухищрениями. Рассчитывал заняться политикой — политикой как революционным приключением, шпионажем и международными интригами. Он собирался отбросить все предрассудки, всякую щепетильность и с легкостью продаваться сразу нескольким заказчикам, и в этих сомнительных играх, двойных и тройных, он показал бы наконец, на что способен его интеллект. Он и так уже многим пожертвовал, витая в бесполезных грезах, будучи бухгалтером, пассивным нотариусом смерти.
Восемь дней Аликино предавался мечтаниям, питавшим некогда его одинокое детство. И вновь ясно представлял в своем воображении Пульези, слышал его полный волнения голос, громко звучавший в их долгих разговорах. Конечно, он отыщет друга, живущего в Риме уже пятнадцать лет. Такой живой и общительный человек, как Пульези, не мог измениться.
Когда окончились восемь дней подобной эйфории, Аликино отправился в Милан и оттуда самолетом полетел в Нью-Йорк.
Матери, рано ушедшей в то утро из дому, он оставил записку, в которой крупными буквами начертал только одно слово: ПРОЩАЙ.