Мемуары двоечника
Шрифт:
Все это я пишу, для того чтобы поведать вам любимую Зямину историю про меня. Этот рассказ даже входил в его концертный репертуар!
Как-то мы всей компанией поехали обедать в ущелье. Если поставить кавычки, то вы получите и название ресторана, где мы обедали – «Ущелье». Это один из самых живописных ресторанов, которые я видел в жизни!
В разгар полуденной жары мы вошли в узкую расщелину в горе и очутились в прохладном тенистом раю! На дне этого ущелья тек ручеек, а на выступах и в полупещерах стояли столики. Гастрономические достоинства нас, детей, тогда не волновали. Мы чего-то там съели и пошли играть к ручью. Мы строили плотины, пускали щепки-кораблики –
– Мальчик, мы тебя не понимаем.
На что мальчик заговорил еще быстрее и громче.
– Мальчик, мы тебя не понимаем, – повторил я, но мальчик продолжил отвлекать нас, тараторя на непонятном языке. Тогда я подошел к нему вплотную и громко, на все ущелье, сказал:
– Мальчик, не понимаем мы тебя, мы русские, – и после паузы добавил: – Ывреи!..
И ущелье содрогнулось от смеха! Я, естественно, ничего этого не помню, но эти «ывреи» навсегда покорили Зямино сердце!
Черкассы
На следующий год мы поехали отдыхать с семьей Рапопортов. Эта семья, как и мои родители, – продукт дачного романа. Только, в отличие от моего пришлого папы, они самые что ни на есть НИЛьские аборигены. Их дачи стояли напротив друг друга. Михаил Рапопорт, театральный режиссер, был сыном Иосифа Матвеевича Рапопорта, знаменитого актера, режиссера, педагога. Мира Кнушевицкая, актриса театра Моссовета – дочка оперной певицы Натальи Дмитриевны Шпиллер и виолончелиста Святослава Николаевича Кнушевицкого. Естественно, что такая духовная и территориальная близость не могли не породить моего товарища Андрея Рапопорта – известного актера театра и кино.
Ехать было решено на машине, но папина «Победа» совсем рассыпалась. Тогда все стали клянчить автомобиль у Натальи Дмитриевны Шпиллер. У нее как у народной артистки России, лауреата трех (!) Сталинских премий была личная «Волга»! Наталья Дмитриевна сказала, что машину не даст, потому что она третий год просит перенести пианино в соседнюю комнату и никто даже не пошевелил пальцем. Тогда Миша и папа схватили пианино и мгновенно перетащили его куда надо, потом вернулись обратно, подняли кресло вместе с Натальей Дмитриевной и отнесли их тоже… Так появилась эта треклятая машина!
Почему треклятая? Представьте себе: лето, жара, кондиционеры еще не изобретены, ехать 1000 километров на Украину в Черкассы, и самое главное – вшестером! Но кто ж поинтересуется мнением двух малышей шести и четырех лет?! Поехали! Душная машина мне надоела довольно быстро, редкие мимолетные остановки у кустиков надолго не развлекали, и тогда я придумал!.. У Андрея, как и всех детей, был свой лексикон: быстрая придорожная остановка или остановка «до вiтру» (на украинской территории) называлась «пи-пи»; стоянка более продолжительная, в хорошем лесочке, называлась «гром». И я начал это эксплуатировать. Примерно раз в сорок минут я щипал Андрея и грозно шептал ему в ухо: «Гром!» Через десять секунд послушный мальчик объявлял «гром» в буквальном смысле громогласно. Автомобиль останавливался, Андрей шел за куст, а я получал 15 минут воздуха! На третий раз взрослые заподозрили неладное и во время стоянки вчетвером пошли за куст смотреть, как проходит «гром». Как бедный Андрюша ни тужился, но был разоблачен и закинут вместе со мной в душегубку.
Второй ужасный момент – это спать вшестером в одной машине! До сих пор не понимаю, как мы там уместились, только помню, что у Андрея был какой-то жуткий деревянный
Все плохое когда-нибудь кончается – закончилась и эта жуткая езда. Мы на месте! Черкасское море! Вообще-то, правильное название этого водоема Кременчугское водохранилище, но для меня оно было и останется морем. Сейчас объясню почему, но все по порядку. Мы сняли уютную хату-мазанку на берегу, съездили на местный рынок за овоще-фруктами. Как рассказывает мама, цены там оказались вполне московские: у нас абрикос – два рубля и у них – два, вишня – один рубль и тут и там, правда местная – величиной со сливу… Ну, ничего не поделаешь, стали покупать. Когда же выяснилось, что эти цены не за килограмм, а за ведро, тут уж родители как с цепи сорвались… Правда, потом пару дней в туалет стояла очередь. Жадность до добра не доводит!
Ну и, наконец, море! Другого берега не видно, ширина кое-где – 28 километров. Купание, рыбалка – сказка! И вот как-то в один из дней мы все – на пляже: взрослые загорают, мы с Андрюшей шастаем поблизости, а около небольшого пирса какие-то взрослые дядьки и тетки спускают на воду моторную лодку. Мы, естественно, к ним – чего-нибудь потрогать, посмотреть, помочь… Они спрашивают:
– Хотите покататься?
– Конечно!
Я и помечтать не мог о подобном! Думаю, что вообще первый раз в жизни залезал в плавсредство. Андрей чего-то забоялся, а я подбежал к родителям и говорю:
– Можно я на лодочке покатаюсь?
– Валяй! – ответили они. (Запомните, пожалуйста, это «Валяй!»)
И я, счастливый, бросился в лодку! Мы догрузились и поплыли. Надо сказать, что взрослыми мне мои попутчики казались тогда, а на самом деле им было лет по семнадцать-восемнадцать, и они отправились провести выходные с шашлыками в веселой компании на небольшом островке километрах в пятнадцати от берега. Первые двадцать минут вояж мне очень нравился: ветер, волны, скорость! Потом я начал слегка беспокоиться: ветер, волны, скорость, а берега не видно… Наконец, замаячил какой-то остров. Мы причалили и стали выгружаться. Тут уж я не на шутку разволновался!
– Мне бы, это, на берег, домой, – начал я приставать то к одному, то к другой.
– Да чего ты переживаешь? Сейчас костерок разожжем, шашлычок пожарим, а завтра можно и домой! – веселились они.
Вечерело. Не знаю уж, что подействовало, мои слезы или благоразумие трезвых участников нашей команды, а их с каждой минутой становилось все меньше и меньше, но меня погрузили и повезли! Я сидел ни жив ни мертв от страха, боясь, что они передумают или перевернется лодка, которая почему-то плыла зигзагами… И вдруг! Вдруг я увидел белоснежный катер, который несся нам навстречу, и на мостике, приложив ладонь козырьком ко лбу, стоял мой папа! Как я был счастлив его видеть! Как я был рад оказаться вновь на родном берегу! Но, похоже, мне там рады не были. Мама плакала, отец кричал, потом меня шлепали вьетнамкой (вьетнамка – это тапочка, если вдруг кто-то подумал об изысканной этнической экзекуции). В общем, досталось по полной программе! А главное, за что?! Помните это «Валяй!» в начале рассказа? То есть сами отпустили шестилетнего малыша незнамо с кем незнамо куда, малыш сам уговорил этих незнамо кого вернуть его кукушкам-родителям… и на тебе – его же вьетнамкой!!!