Мемуары генерала барона де Марбо
Шрифт:
Понадобилось бы несколько томов, чтобы описать маневры и сражения части армии, двигавшейся с императором на Москву. Я ограничусь здесь лишь указанием самых важных событий.
Итак, 25 июля около Островно произошел авангардный бой, весьма благоприятный для нашей пехоты, но в этот бой Мюрат слишком быстро ввел многие кавалерийские полки. 16-й конно-егерский полк входил в их число. Мой брат, служивший в нем эскадронным начальником, был захвачен в плен и отправлен далеко за Москву, на Волгу, в Саратов. Он встретил там полковника Сен-Марса, а также Октава де Сегюра. Они помогали друг другу вынести невзгоды плена, к которым мой брат уже привык, потому что провел много лет в плену у испанцев. Наша военная судьба оказалась очень различной: Адольф побывал в плену трижды, но ни разу не был ранен, а я очень часто получал ранения, но никогда не попадал в плен.
Император, владевший Вильно, маневрировал, чтобы вызвать русских на решающий бой, но ему это не удавалось. В то же самое время корпус Удино, перейдя Двину в Полоцке, обосновался
Командовавший им маршал Удино поначалу имел под своим начальством лишь 44 тысяч человек, разделенных на три пехотные дивизии. Их командирами были генералы Легран, Вердье и Мерль. Все они, особенно последний, были замечательными офицерами. Среди бригадных генералов выделялись своими талантами Альбер и Мезон. Кавалерия состояла из великолепной дивизии кирасир и улан под командованием генерала Думерка, весьма посредственного офицера, в подчинении у которого находился бравый бригадный генерал Беркхейм. В состав 2-го армейского корпуса также входили две бригады легкой кавалерии. Первая из этих бригад состояла из 23-го и 24-го конно-егерских полков под командованием генерала Кастекса, великолепного во всех отношениях воина. Вторая бригада включала в себя 7-й и 20-й конно-егерские полки и 8-й полк польских улан103 и находилась под командованием генерала Корбино. Он был человеком смелым, но весьма апатичным. Обе бригады не объединялись в дивизию. В соответствии с потребностями маршал приписывал их либо к пехотным дивизиям, либо к авангарду, либо к арьергарду. Эта система обладала большими преимуществами.
24-й полк конных егерей, вместе с моим полком входивший в состав бригады, был организован наилучшим образом и служил бы замечательно, если бы между солдатами этого полка и их командиром существовали симпатия и единение. К сожалению, полковник А****104 проявлял слишком большую жесткость и твердость по отношению к своим подчиненным, и они, со своей стороны, были мало привязаны к нему. Подобное положение дел заставило генерала Кастекса передвигаться и оставаться лагерем вместе с 23-м полком конных егерей и присоединить свою военную кухню к моей. Полковник А***, человек высокого роста, очень ловкий и всегда отменно сидевший в седле, во время сражений с саблей в руках обычно проявлял себя очень хорошо, но говорили, что он меньше любит бои с использованием ружей и артиллерии. Несмотря ни на что, император ценил в этом командире одно качество, которым тот владел в самой высокой степени, и был в этом смысле, без сомнения, лучшим офицером легкой кавалерии во всех европейских армиях. Он обладал очень развитым чувством такта, какой ни у кого больше не встречался. Кроме того, полковник умел блестяще оценивать местность и мог в один момент понять все ее недостатки и преимущества дтя кавалерии. Прежде чем пройти через какую-то территорию, он уже догадывался о препятствиях, которые не были обозначены на картах, предусматривал те места, откуда должны были притекать ручьи, умел находить дороги и самые маленькие тропинки. Основываясь на движениях неприятеля, он делал предсказания, и они почти всегда сбывались. Поэтому г-н А*** был одним из самых замечательных офицеров как в небольших боях, так и в великой войне. Император часто использовал его в разведке во время предыдущих кампаний и рекомендовал этого полковника маршалу Удино, который даже нередко приглашал его на свои совещания. В результате множество нарядов и опасных поручений обязательно доставались моему полку.
Глава
Сражения при Якубове или Клястицах. — Я ранен
Едва различные армейские корпуса, вошедшие в Полоцк перед нами, удалились оттуда, чтобы идти на соединение с императором в Витебске, как Удино, собрав все свои войска в одну огромную колонну по дороге на Санкт-Петербург, вышел 29 июля в направлении армии Витгенштейна, которая, как было известно, располагалась в 2 лье от нас, между двумя небольшими городами — Себежем и Невелем. В тот раз мы провели ночь на берегах Дриссы. Этот приток Двины перед деревней Сивошино (под Боярщиной) представляет собой лишь небольшой ручеек. Здесь он пересекается с большой дорогой на Петербург. Мост в этом месте не существовал, поэтому русское командование заменило его бродом, приказав срыть с двух сторон высокие берега, окружавшие Дриссу, и превратить их в пологие склоны. Дно речки замостили на ширину, равную ширине дороги, и получился очень удобный брод. Однако по обе стороны от него военные части и повозки пройти не могли, потому что там берег был довольно крутым. Я счел своим долгом дать столь подробное объяснение потому, что через три дня это место сделалось театром ожесточенных боев.
На следующий день, 30 июля, мой полк находился в карауле. Я возглавил колонну авангарда и, сопровождаемый всем армейским корпусом, переправился через Дриссу
Едва я прошел 1 лье, как заметил, что к нам приближается кибитка, или русский экипаж, запряженный двумя почтовыми лошадьми. Я приказал задержать его и увидел вражеского офицера. Он, задремав от жары, вытянулся во весь рост в глубине кибитки. Этот молодой человек — сын помещика, которому принадлежала деревня Клястицы, только что покинутая мною, был адъютантом генерала Витгенштейна и возвращался из Петербурга с ответом на депеши, отправленные генералом своему правительству. Невозможно описать изумление русского офицера, когда, вдруг проснувшись, он оказался перед нашими егерями, имевшими весьма неприветливый вид, а вдалеке заметил многочисленные французские колонны. Он никак не мог понять, почему не встретил армию Витгенштейна или, по крайней мере, кого-нибудь из его разведчиков между Себежем и тем местом, где мы находились. Однако его изумление укрепило генерала Кастекса и меня в наших предположениях, что Витгенштейн, чтобы заманить в ловушку Удино, внезапно оставил петербургскую дорогу и направился на левый фланг и арьергард французской армии, собираясь атаковать ее с фланга и с тыла. И действительно, вскоре мы услышали орудийный огонь, а спустя еще короткое время и ружейную стрельбу.
Хотя маршал Удино и был удивлен столь непредвиденной атакой, он довольно хорошо выпутался из трудного положения, в которое попал. Приказав развернуться различным частям своей колонны, он образовал единую линию перед Витгенштейном и столь яростно отразил первые атаки, что русские не сочли возможным возобновить их в тот же день и отступили за Якубово. Однако кавалерия противника действовала успешно. В наших тылах они захватили около тысячи человек и часть экипажей, в том числе наши походные кузницы. Это была огромная потеря, и кавалерия 2-го корпуса испытывала большие трудности во время всей кампании. После этого столкновения войска Удино заняли свои позиции, а бригада Кастекса получила приказ отойти до Клястиц, чтобы защищать разъезды двух дорог, куда пехота генерала Мезона пришла на соединение с нами. Русский офицер, взятый в плен практически в доме своих родителей, общался с нами весьма приветливо.
Однако, поскольку на следующий день готовилось серьезное сражение, командиры обеих армий изучили свои диспозиции, и на рассвете русские подошли к почтовой заставе Клястицы, куда опиралось правое крыло французской армии. Хотя в подобных обстоятельствах использовались оба полка нашей бригады, однако в первую линию вставал тот, который был на данный момент в карауле. Наступила очередь 24-го полка конных егерей. Чтобы избежать каких бы то ни было колебаний, храбрый генерал Кастекс стал во главе полка и быстро повел его на русские батальоны, прорвал их линии, взял 400 человек в плен и не понес при этом никаких потерь. Кастекс смело ворвался первым во вражеские ряды. Его лошадь была убита ударом штыка, и генерал, падая, вывихнул ногу. В течение нескольких дней он не мог командовать бригадой, поэтому его место занял полковник А***.
Русские батальоны, которые наш 24-й полк только что изрубил саблями, были сразу же заменены другими, выходившими из Якубова и наступавшими прямо на нас. Тогда маршал послал г-ну А*** приказ атаковать их, и тот велел прорвать передовую линию, что я тотчас и исполнил. Выйдя на передовую линию, 23-й полк вступил в бой и подъехал к русской пехоте, которая остановилась и, не сходя с места, дожидалась нас: это был Тамбовский полк. Как только мы оказались от них на нужном расстоянии, я скомандовал атаку\ Она была проведена с тем большей решимостью и тем более стройными рядами, что моих и без того смелых кавалеристов подталкивала еще и мысль, что их товарищи из 24-го полка наблюдают за всеми их движениями. На мой взгляд, противник совершил громадную ошибку. Она состояла в том, что русские стреляли в нас неприцельным залповым огнем, который ранил или убил лишь нескольких человек и немногих лошадей: гораздо более смертоносным был бы батальонный огонь.
Русские хотели перезарядить ружья, но мы не дали им для этого времени. Наши великолепные лошади, пущенные во весь опор, бросились
Мемуары генерала барона де Марбо
на них, и столкновение было столь яростным, что масса врагов была опрокинута! Многие поднялись на ноги и пытались защищаться штыками от ударов сабель наших кавалеристов. Но, понеся большие потери, они отступили, а потом бросились бежать. Многие вражеские солдаты были убиты или захвачены в плен, пока они бежали навстречу кавалерийскому полку, идущему им на помощь. Это были гродненские гусары.