Мемуары мертвого незнакомца
Шрифт:
Они упивались своим счастьем, не видя ничего вокруг. Поэтому вскоре их «расколол» не только Зура, но и, что хуже, родители Маши.
Был приятный прохладный вечер. После изнуряющей дневной жары, от которой устали все тбилисцы, хотелось чуть остудиться, подышать свежим воздухом. Маша с Дато шли по Плеханова, держась за руки. Обычно они прощались, не доходя до ее дома, но тут потеряли бдительность. Находясь на седьмом небе, трудно вовремя опуститься на землю. И когда они очнулись, оказалось, что под ногами асфальт, разрисованный цветными мелками. Точно такой,
Они стали торопливо прощаться, но Дато не успел ретироваться, его заметили.
— Это опять ты? — услышал он возмущенный женский голос. С другой стороны дома им навстречу шли родители Маши. И ее мама сразу узнала Дато.
— Здравствуйте, — сказал он.
Но ему не ответили. Мать Маши отпустила руку мужа и торопливо зашагала к ним.
— Маша, я же просила тебя держаться подальше от этого мальчика!
— Что он тебе плохого сделал? — возмутилась Маша.
— Поговорим об этом дома… — Она попыталась увести дочь. Но та вырвалась.
— Нет, давай сейчас. Что ты имеешь против Дато? Ведь ты его даже не знаешь!
— Я вижу, что он собой представляет.
— И что же?
— Он башибузук, — ответил за супругу Сергей Селезнев, отец Маши. — Я знаю этого мальчишку.
Маша удивленно воззрилась на него.
— Узнаешь меня, парень? — обратился он к Дато.
Тот понуро кивнул.
— Он с моей служебной «Волги» оленя украсть пытался. Я его за руку поймал. И выдрал за уши.
— Дато? — Маша повернулась к любимому. — Зачем?
— На спор, — буркнул он. — Но я не знал, что это машина твоего папы.
— Но это не все. Обидевшись на меня за взбучку, твой друг начал мне пакостить. Со своей «бандой» преследовал мою «Волгу» на велосипедах. А потом шины оказывались проколоты или поцарапана дверца.
— А я как-то видела, проходя по Руставели, как этот тип избивал другого мальчика, — подключилась мама. — Ногами!
— Он обидел моего младшего брата, — рыкнул Дато. — Я что, должен был простить ему это? Никто не смеет причинять моим близким боль. А этот пацан пнул Гио. Маленького больного мальчика.
— Но зачем же бить ногами?
— А руками я бы не справился. Он старше меня на два года!
— Боже, — простонала мама. — В какой семье его воспитывали?
— В той же, что и Зуру. Я его брат.
— Ты? Брат Зураба Ристави? — Мама была бы больше шокирована лишь в том случае, если бы услышала, что Давид сын сатаны.
— Выходит, ты врала нам все это время, — сумрачно проговорил Селезнев, взглянув на дочь.
— Насчет чего?
— Своей дружбы с Зурабом. Прикрывалась ею, чтобы встречаться с этим башибузуком?
— Зура мой добрый друг. Дато тоже. Ближе них у меня никого нет, только вы.
— Домой! — скомандовал отец.
— Я туда и направлялась, — огрызнулась Маша и зашагала к подъездной двери.
— Я позвоню! — крикнул ей вдогонку Дато.
— Даже не думай, — покачал головой Селезнев.
И захлопнул подъездную дверь.
Утром Машу разбудили и велели срочно собираться.
— Куда? — сонно спросила она.
— В
— Но мы же планировали поехать туда в августе…
— Отправимся пораньше, — бросила мама, деловито достав Машин чемодан и складывая в него заранее приготовленные вещи. — У меня нестерпимо болят суставы.
Каждое лето они ездили в одно и то же место — батумский санаторий для «элиты». Селезнев отправлял туда своих девочек на две-три недели, сам навещал их лишь по выходным. Маша там просто купалась, загорала и играла с детворой, а мама проходила всевозможные процедуры. У всех ее предков по женской линии был артрит. И она очень боялась, что эта болезнь не минует и ее. Пожалуй, именно этот страх и провоцировал боли. Но врачи ничего не находили, а мама все равно жаловалась. Особенно плохо ей бывало, когда она нервничала…
— Вставай скорее, — прикрикнула она на Машу. — Машина скоро будет. А тебе еще умываться и завтракать. Вещи я, так и быть, за тебя соберу.
Спустя двадцать минут они садились в ту самую «Волгу», с которой Дато пытался снять оленя, а через полчаса отправлялись с вокзала в направлении Батуми.
Чего родители хотели добиться, увозя дочь из Тбилиси? Разлучить ее с Дато? Бесспорно. Неужели они думали, что это так легко? Да, она уехала, можно сказать, пропала, не предупредив его. И пробудет вдали от своего башибузука больше месяца. И что? Разве это что-то изменит? Она все равно будет думать о нем, любить его и ждать встречи. Она напишет ему письмо. Нет, лучше пошлет телеграмму. А еще позвонит соседям Ристави и попросит позвать к трубке Дато. Он все поймет. И так же, как и она, не перестанет думать о ней, любить и ждать.
Она сделала так, как планировала. Благо, у нее имелись деньги на телеграммы, письма и звонки. И все пять недель, что Маша находилась в Батуми, они общались. Разлука только разожгла их чувства. Маша безумно скучала. Иной раз ей казалось, что она умирает без Дато. Перед глазами — черно, как будто клиническая смерть наступила от душевной боли, вызванной разлукой. Но, как удар электрошока, вспыхивала мысль о том, что, потерпев, она увидит Дато, прижмется к его стройному телу, покрытому выгоревшим на солнце пушком, заглянет в его шоколадно-карие глаза в окружении угольно-черных ресниц, коснется его губ, ярких, как гранат, который он так любит… И Маша воскресала!
Все же она была хорошей актрисой, раз мама не поняла, что творится в душе ее дочери. Решила, что блажь прошла и ребенок думать забыл о башибузуке. Поэтому, когда они вернулись в Тбилиси, Машу никто не «пас». И она вместо того, чтобы пойти гулять с одноклассницами, хорошими девочками, одобренными родителями, помчалась в Сололаки к Дато.
Маша не знала, дома ли он. Предполагала, что, скорее всего, нет. Что ему делать в четырех стенах, когда такая хорошая погода, каникулы и куча друзей, с которыми интересно? Она не смогла поставить Дато в известность о том, когда точно приедет. И теперь шла на авось. Не его, так Зуру застанет дома, что вовсе неплохо. С ним повидаться тоже приятно.