Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки
Шрифт:
Меня начала раздражать его болтовня. Вроде и проехали всего ничего, часа три, как трусим по дороге, а уже хотелось придушить болтуна. Одно слово – инквизитор! Мастер пыток – не физических, так душевных. И вон как улыбается! Словно кот, дорвавшийся до миски со сметаной.
Моего кота, кстати, с нами не было. Накануне я услал Зверя в Большие Звездуны с очередной запиской, которая опять, как и предыдущие, останется без ответа. На сей раз я писал к Земовиту Лойде и сообщал ему о смерти Дорис Крама. Мол, обстоятельства пока не выяснены, но хотелось бы, чтобы вы там у себя смотрели в оба, потому как именно в Большие Звездуны меня и не отпустят для проверки, буде что
– Вы о чем-то задумались, брат, – бросил в мою сторону пра Михарь пытливый взгляд. – О смысле жизни? Бросьте. Ответ на этот вопрос давно уже найден. Смысл жизни в том, чтобы жить. Проблема в другом – что каждый понимает это по-своему. И все споры, в конечном счете, сводятся к тому, чтобы доказать другим, что именно ты и знаешь, как жить правильно. А надо не спорить, а жить…
Жить! Так, как я сейчас живу, мне не нравится. Попытался взглянуть на себя со стороны. Холмы, прорезанные оврагами, зеленеют молодой травкой. Деревца и кустики тянутся к свету. Распускаются одуванчики, дорога вьется по холмам. Где-то под солнцем блестит вода – небольшая речушка только-только вернулась в свои берега после разлива, и еще не высохли оставшиеся после него в низинах лужи. Слышен птичий гомон. С вершины очередного холма виднеется какое-то село в окружении черно-зеленых пятен пашен – где-то еще заканчивают пахать, где-то уже появились всходы. И по дороге среди этого великолепия природы едут два всадника.
Пра Михарь держится в седле так, словно всю жизнь прослужил в кавалерии. Это впечатление усиливалось еще больше оттого, что инквизитор, как всегда, если случалось покидать город, одевался в гражданское платье. В обычном, полувоенного покроя камзоле, высоких сапогах, коротком плаще и с мечом на боку он походил на кого угодно, только не на служителя церкви. Ваш покорный слуга в свое время тоже не прогуливал уроки верховой езды и хорошо умеет держаться в седле, но по сравнению с инквизитором выглядит, как собака на заборе. Мне вообще неприятно находиться рядом с этим человеком. Особенно сейчас. Вот если бы меня отправили отдельно, или позволили остаться в монастыре, чтобы хоть на несколько дней избавиться от его присутствия…
Желание избавиться от пра Михаря было так велико, что я погрузился в составление плана. Можно, конечно, убежать. Вот прямо сейчас. Пришпорить коня и ускакать в поля, куда глаза глядят. Но тем самым я подпишу себе приговор и буду обречен скрываться до конца дней. Нет, конечно, Смерть прикроет своего супруга, но от людей придется прятаться. Или попытаться покинуть страну и начать новую жизнь подальше отсюда. Желательно в той части света, где не знают о существовании Инквизиции, и куда она не дотянется своими длинными лапами. Но мой названный брат и его жена? Моя, пусть и внебрачная, но родная дочь? А мэтр Куббик, госпожа Гражина и их приемная дочь Динка? Что будет с ними? Возьмут ли их в заложники, чтобы убедить меня сдаться властям? Нет, их жизнями рисковать не хотелось. Тогда что делать?
Отпадает и убийство, хотя совершить его очень хочется. Я все еще некромант. Я все еще могу, просто протянув руку, остановить чье-то сердце. Однако, это тоже не выход. Это все равно, что побег, только на сей раз меня будет разыскивать не пра Михарь, а сама Инквизиция, мечтающая покарать убийцу.
Тогда что делать?
Убежать от Инквизиции. Ответ простой и понятный.
Я еще раздумывал над этим, когда дорога подошла к мосту. Мы миновали уже два или три моста – один был такой старый, что рисковать не стали и одолели речку вброд – но этот был не просто больше прочих. Он был каменным.
Каменные мосты остались на реках с давних времен. Примерно тысячу лет назад люди строили здесь каменные дороги, соединяя между собой основанные в разных концах земли крепости. К сожалению, тот трудолюбивый народ почти исчез с лица земли – рассеялся по дальним уголкам, смешавшись с местным населением. От него осталось, однако, больше, чем от других исчезнувших народов. От племени звездичей, например, уцелели только безымянные курганы, из-под которых даже некромантам не удается докопаться до их первых обитателей, да имя самого города – Звездуны. От этого же давно исчезнувшего племени, в хрониках именуемого ромейским, остались развалины старых крепостей – некоторые перестроены и теперь стали замками графов и герцогов – каменные дороги и такие вот мосты. Те и другие постепенно ветшают – творения рук человеческих бессильны перед временем – но вот этот…
Этот выглядел так, словно неоднократно пережил ремонт. Перила обмазаны глиной, опорные столбы закреплены бревнами и выпавшие камни заменены новыми, отличающимися по цвету, так что издалека он казался пятнистым. Но самое главное – у въезда красовалась деревянная доска, на которой было намалевано:
«Путнек! Эсли хочишь праехать па масту, заплоти и памались!»
– Интересное предложение, – пра Михарь дважды перечитал написанное. – Интересно, о чем нам предлагают молиться? Что строители не забыли положить в основание моста краеугольный камень и вся эта махина не рухнет в реку вместе с нами?
Не знаю, о чем он думал, но инквизитор явно ничего не чувствовал. А вот мне все стало ясно.
Под этим мостом жил тролль. Эти существа относились к редкому, вымирающему виду нечисти. Днем они были совершенно безобидны, но если в светлое время суток кто-то отнесется к троллю непочтительно, в темноте на мост лучше не соваться. Ведьмаки усиленно охотятся на троллей, истребляя при первой же возможности, и гордо выставляют головы убитых тварей на том месте, где настигли. И, хотя тролли владеют кое-какой магией, она помогает им не всегда.
Магия троллей… это именно то, что мне надо.
– У вас нет монетки?
– Заплатить?
– Погадать.
– Стоит проезжать по этому мосту или лучше поискать брод? Понимаю.
Инквизитор протянул медянку*. Скупердяй! Я бы не пожалел золотника, если бы он у меня был.
(*Позвольте напомнить денежную систему. Медянка – самая мелкая денежная единица. Десять медянок – один грош. Десять грошей – злотый. Десять злотых – золотник. В ходу еще полугрош, который считается, однако, по шести медянок к одному. Прим. Згаша Груви)
Взвесив монетку на ладони, как будто собирался подкинуть и загадать «орел-решка», я размахнулся и, быстро проговорив свое желание – «Хочу стать свободным!» – швырнул ее в реку. На миг замер, ожидая характерного «плюх», но, сколько ни напрягал слух, под мостом не раздалось ни звука. Монетка канула в никуда. Или, что вернее, в волосатую лапу тролля.
Пра Михарь следил за мной очень внимательно.
– Что это было?
Я пожал плечами:
– Так… местное суеверие.
– С каких это пор вы стали местным жителем?