Мемуары
Шрифт:
У г-жи Пален была холодная, строгая и не предупредительная внешность. Несмотря на ее новую должность, ей поручили сопровождать эрцгерцогиню в Вену, и она уехала вскоре после своего назначения, что избавило Великую Княгиню от неприятного чувства видеть около себя особу, не нравившуюся ей.
Начало зимы было очень холодным, и в декабре месяце как в Гатчине, так и в Петербурге появился грипп, болезнь воспалительного и эпидемического характера, часто опасная. Почти все придворные переболели ею. Наконец Государь также схватил ее, и только тогда он увидел, что в его апартаментах не было комнаты, где бы он мог укрыться от холода. Он был принужден лежать в постели, и ему пришлось приказать поставить ее в маленькой комнате без окон, единственной, где держалось тепло. Его недовольное настроение еще больше
Около этого же времени наследный принц Мекленбург-Швёринский уехал из России вместе со своей супругой, а немного спустя Великий Князь Константин возвратился к армии.
Быстрый и победоносный поход наших войск, казалось, достиг своей цели и приготовил спасение Европы. Но венский кабинет сразу парализовал это славное шествие. Австрийская армия под командой эрцгерцога Карла не отправилась на соединение с армией генералиссимуса князя Суворова, как это было условлено. Император не мог вынести этой измены и приказал нашим войскам вернуться в Россию. Князь Суворов на обратном пути заболел, и Государь подверг его немилости, самой несправедливой — печальное следствие его характера. Суворова привезли в Петербург, и было приказано поместить его в самом отдаленном квартале вместо помещения, приготовленного для него при дворе. Гнев Императора увеличил его болезнь и подвинул его к могиле. Он умер весною 1800 года и был похоронен в Александре- Невской лавре с военными почестями. Шествие проходило мимо моего дома. Никогда я не видела зрелища более трогательного. У всех военных было выражение самой глубокой скорби. По обе сторона улицы было много народа различных классов, и многие становились на колени. Государь следовал несколько минут за церемонией. Когда отпевание было окончено, следовало отнести гроб в часовню наверху, но лестница, которая вела туда, оказалась узкой. Старались обойти это неудобство, но гренадеры, служившие под начальством Суворова, взяли гроб, поставили его себе на головы и, воскликнув: «Суворов везде пройдет», отнесли его на назначенное место.
_______________________
В январе месяце мой муж представил отчет по приходу почты*.
_______________________
Государь был очень доволен и пожаловал ему чин действительного тайного советника, равняющийся в военной службе генерал-аншефу. Этот чин открыл мне вход в Эрмитаж. Я посещала почти все спектакли с единственной целью — хотя бы издали увидеть Великую Княгиню Елизавету, но вид ее делал меня еще более несчастной. Такова слабость человеческая: сердце теряет мужество, когда ему нужно вырвать чувство, питавшее его, как бы это чувство отравлено ни было. Самолюбие и тщеславие, высокомерные страсти — одни могут угасить наше оскорбленное чувство, но они никогда мне не были знакомы. Я хотела прибегнуть к помощи разума, но он был пристрастен к моей любви. Оставалось только покориться и страдать.
Великий Князь Константин недолго оставался в Петербурге. Император разгневался на полк конногвардейцев, изгнал его в Царское Село и, чтобы довершить наказание, поручил Великому Князю Константину обучать их. Он отправился в Царское Село и поселился там со своей супругой, Великой Княгиней Анной, последовавшей за ним. Жизнь, которую он вел там и в которой Великая Княгиня Анна должна была принимать участие, была совершенно лишена достоинства, приличествовавшего его рангу. Великая Княгиня Анна, чтобы доставить удовольствие своему супругу, во многом переменившемуся относительно нее, присутствовала в манеже на ученье. Великий Князь приводил в апартаменты своей супруги, безразлично во всякое время, офицеров вверенного ему полка.
_________________________________________
* При вступлении его в должность там было 700 000 рублей долгу. В течение двух лет он уплатил и погасил эти долги и представил Государю 300 000 рублей экономии. Примеч. авт..
____________________________
Танцевали под звуки клавесина, и в обществе Их Императорских Высочеств царила фамильярность, не подходившая даже и не к такому высокому рангу.
В марте месяце Великая Княгиня опасно захворала, и ее перевезли в
Зима прошла без всяких событий и даже без увеселений. Так все устали после празднеств, устраивавшихся по случаю свадеб Великих Княжон.
Государь, желая показать, что его любовь к Лопухиной не переходила границ чистого чувства, продолжал ухаживать за нею, хотя она и считалась невестой князя Гагарина, которого он осыпал своими милостями.
Государыня продолжала беспрестанно свою деятельность во всех отношениях, но или она вращалась в таком кругу мелочей, или с таким небольшим успехом, что в результате не получалось ничего, что можно было бы отметить.
Великий Князь Александр с добросовестной точностью исполнял свои тяжелые служебные обязанности, возложенные на него отцом, все более и более приобретая любовь общества. Он, и как командующий полком, и как генерал-губернатор Петербурга, часто спасал несчастных или по крайней мере добивался смягчения их участи. Доброта и снисходительность Великого Князя были слишком резким контрастом с характером Государя, чтобы не привлечь к нему сердца всех, и, чем более увеличивалось число пострадавших в царствование Павла, тем более устремлялись надеждой к будущему, тайно желая приблизить его.
Узнав на приведенных мною примерах, а также из случая с графом Строгановым6), которого Великий Князь отличал между придворными, а Государь подвергал различным унижениям, что его расположение не является рекомендацией в глазах Государя, Великий Князь решил принимать только по надобностям службы. Он не принимал даже своих придворных из боязни скомпрометировать, и это поведение, настоящая причина которого всем была известна, только увеличивало внушаемое им доверие. Только граф Толстой, хотя и находился постоянно около Великого Князя, выказывая привязанность к нему, удержался при дворе и пользовался расположением Государя.
Великая Княгиня Елизавета жила только для своей дочери. Огорчения, испытанные ею недавно, заставили ее считать преимуществом уединение, в котором она находилась. Она видела только лиц, которых оставили у Великого Князя, и некоторых фрейлин.
Толстая все более и более отдавалась увлечению. Я прекратила гулять с ней по утрам, чтобы не присутствовать при встречах с Уайтвортом. Я сказала ей, что не могу поощрять ее слабость; она плакала, не отвечала ничего, и мои возражения не приводили ни к чему, кроме нервных припадков. В ее доме жила француженка, бывшая гувернанткой умершей дочери Толстой. Это была настоящая мегера, к которой Толстой питал совершенно особую нежность и уважение. Эта ужасная женщина постоянно устраивала сцены графине Толстой, часто жаловавшейся на нее мужу, но последний не обращал никакого внимания на слова жены. Наконец, доведенная до крайности, она объявила ему, что она решилась уехать из дому, если он не прогонит Терезу. Это происходило во время завтрака, и граф разгорячился до того, что взял нож, находившийся на столе, и бросился за женой. Дочь, которой было тогда десять лет, бросилась на колени и-схватила отца за ноги. Графиня растерялась, позвонила, и таким образом сделала камердинера свидетелем этой сцены. Она убежала и направилась ко мне. Ее бледное расстроенное лицо меня страшно испугало. Она сказала мне, что решилась уехать к своей матери в Берлин, что ничто в свете не может заставить ее жить под одной кровлей с мужем. Я успокоила ее, насколько могла, и умоляла ее не торопиться, потому что все насильственные меры с ее стороны неизменно упадут на ее же голову. Я предлагала ей все перенести и, насколько возможно, скрыть, что происходило в ее сердце.
Она осталась у меня. Граф пришел к обеду. Он был мрачен и смущен. Я не подавала виду, что знаю про утреннюю сцену, и обходилась с ним, как всегда.
Я захворала. Толстая, Тарант и м-ль Блом находились около меня. Толстая предложила читать новый роман. Мы согласились. При первой же нежной сцене она расплакалась и ушла в соседнюю комнату. М-ль Блом последовала за ней. И так как они не возвращались, я пошла посмотреть, что с ними случилось. Я увидала, как м-ль Блом со сложенными руками умоляла Толстую сказать мне все. Она взяла меня за руку и сказала: