Мемуары
Шрифт:
Если кто-нибудь приходил в монтажную и, к примеру, просил показать итальянского спортсмена, лейтенанта Кампелло, когда тот в конном многоборье прыгает через канаву, то я бросала взгляд на список: «Конное многоборье» было комплексом 70, «Канава» — 22; менее чем через минуту посетитель мог просмотреть на монтажном столе нужный ролик. Многих киноспециалистов эта система приводила в изумление. Даже Гитлер, единственный раз неожиданно посетивший нас в сопровождении свиты, удивился, что я смогла найти и показать все фрагменты, которые он хотел увидеть.
Графолог
Вдруг я вспомнила, что от десятиборья у меня не было съемок ночного забега на дистанцию 1500 метров. Наши объективы тогда
Эрвин Хубер и чех Клейн, участники финального забега, были еще в Берлине. Вероятно, существовала возможность задним числом восстановить некоторые сцены, но только в том случае, если удастся найти и Морриса, победителя. Мы выяснили, что американские участники Олимпиады еще не уехали в США, а принимали участие в чемпионате Швеции по легкой атлетике. Удалось дозвониться до Морриса в Стокгольме, и он, не раздумывая, тоже сразу же согласился принять участие в съемках. Мысль о том, что я снова увижу его, сильно взволновала меня.
При встрече в аэропорту, нам обоим пришлось держать себя в узде, чтобы никто ничего не заметил. Но со своими чувствами мы уже ничего не могли поделать. Они были настолько сильны, что Моррис не вернулся в Швецию к своей команде, а я вообразила, что он — тот мужчина, за которого я могла бы выйти замуж.
Я совершенно потеряла голову и забыла обо всем, даже о работе. Мне еще никогда не доводилось испытывать такой страсти. Потом пришел день отъезда Морриса, и я в ужасе вспомнила, что съемки, в которых он должен был участвовать так и не состоялись.
У нас оставалась только одна ночь. На следующий день Моррис должен был вместе со своей командой отплыть из Гамбурга в Америку. Приходилось прощаться и, может быть, навсегда. Моррис хотел отказаться от съемок, и мне с огромным трудом удалось уговорить его: разум оказался сильнее страсти. В большой спешке я велела сотрудникам приготовить все для сцен, которые предстояло снять на стадионе. Как за ночь можно это было организовать, так и осталось для меня загадкой, но съемка состоялась. Последний кадр снимали уже за полночь.
Ранним утром Гленну пришлось меня оставить. Было очень грустно и тяжело. Моррису как победителю в десятиборье необходимо было присутствовать на балу, организованном в Нью-Йорке в честь добившейся успеха олимпийской команды.
Из газет я узнала, что Моррис помолвлен с американской учительницей. Это был первый шок. Следующий не заставил себя долго ждать. Я получила письмо. Ничего не понимая в графологии, я смотрела на странным образом переплетенные буквы и мною овладело нехорошее предчувствие. Тем не менее я послала в Америку множество фотографий, которые в немалой степени способствовали его приглашению в Голливуд на роль Тарзана. Я все еще верила, что люблю его.
Вместе со своей подругой Марго фон Опель я провела несколько дней в Кампене на острове Зильт. [254] Коротенький отпуск до начала работы в монтажной. Мы сидели на террасе в кафе. От одного стола к другому переходил некий графолог. Моя подруга передала ему письмо и была поражена верным объяснением. Тогда я вспомнила о письме Гленна Морриса. Графолог бросил на него короткий взгляд и затем резким тоном заявил:
— Это я не стану истолковывать.
— Почему? — удивленно спросила я.
254
Зильт — самой большой из Северо-Фризских островов с целым рядом морских курортов (в т. ч. курорт Кампен).
— Не могу.
Мне пришлось долго его упрашивать. После того как я дала ему более крупную купюру, он
Мне пришлось долго бороться с собой. Учитывая свои предыдущие неудачи в любви, я решила во что бы то ни стало разорвать странную связь. Прежде всего из опасения столкнуться с новым разочарованием. Прошло полгода, прежде чем мне удалось освободиться от этой привязанности. Уже через много лет я кое-что узнала из американских газет о печальной судьбе Гленна. Он пошел по скользкой дорожке и, разведясь с женой, погиб от алкоголя и наркотиков.
Проблемы и заботы
В начале сентября 1936 года советник Берндт по поручению Геббельса сделал на ежедневной пресс-конференции в Министерстве пропаганды официальное сообщение о том, что впредь до особого распоряжения в прессе нельзя давать никакой информации о моем олимпийском фильме и о моей персоне лично. Этот запрет продержался более года и был отменен лишь за несколько недель до премьеры, с двумя исключениями: во-первых, Минпроп опроверг сообщения иностранной прессы, в которых из-за меня Геббельсу наносились оскорбления, а кроме того, нельзя было замолчать тот факт, что в начале лета 1937 года на Всемирной выставке в Париже я получила три золотые медали.
Со стороны Геббельса последовали и другие каверзы. При проверке кино-кредитным банком бухгалтерской отчетности и кассовых документов моей фирмы в нашей кассе была установлена недостача в размере 80 марок. После этого министр пропаганды потребовал, чтобы из-за столь незначительной суммы я уволила старого верного сотрудника, отца троих детей, Вальтера Гросскопфа. Я отмела это глупое подозрение.
Тогда Геббельс передал мне через своего секретаря Ханке требование: фильм об Олимпиаде должен состоять только из одной серии и чернокожих спортсменов не следует показывать слишком часто. И вновь я не обратила внимания на это распоряжение. Всего несколько дней спустя Минпроп сообщил мне, что по указанию министра я должна немедленно уволить пресс-секретаря Эрнста Егера — в связи с его браком с «женщиной-неарийкой». Я в очередной раз отважилась проигнорировать указание. Мне было ясно, что долго с моим сопротивлением мириться не будут. Так оно и случилось. Геббельс решил окончательно добить меня и забрать мой фильм об Олимпиаде под опеку своего министерства. 6 ноября он отдал распоряжение, чтобы Министерство пропаганды, через которое до сих пор осуществлялось рефинансирование договора с фирмой «Тобис», больше не выплачивало никаких денег моей фирме. Это означало конец работе: мы израсходовали гарантию «Тобиса» в размере полутора миллионов. Превышение расходов уже нельзя было покрыть договором о прокате. Для предусмотренных четырех иноязычных версий и серии короткометражных спортивных фильмов требовалось не менее полумиллиона марок. Наш бюджет был перерасходован, касса пуста. Поэтому я подала в Минпроп прошение о предоставлении новой ссуды. Ситуация была настолько критической, что я почти не могла спать и серьезно подумывала о том, чтобы кому-то передать фильм и уехать за границу.
Для спасения картины мне виделся лишь один шанс — разговор с Гитлером. Но у фюрера не было свободного времени, он постоянно находился в разъездах. Неделю за неделей я предпринимала безуспешные попытки. Наконец 11 ноября мне назвали точную дату, случайно совпавшую с днем рождения жены Геббельса. Мне надлежало быть в рейхсканцелярии к 17 часам.
Гитлер, как всегда, приветливо встретил меня и справился о моей работе. Нервы у меня были настолько напряжены, что я не выдержала и расплакалась. Захлебываясь слезами, я сказала, что не могу здесь больше работать и что в создавшейся ситуации должна буду покинуть Германию.