Мемуриалки - 1
Шрифт:
"Вы меня извините, пожалуйста, - заюлила та бабушка.
– Мне тут нужно уехать, на целый месяц, к сестры. А у меня котик. Не последите ли за ним? Он любит, когда ему мяско нарежут мелкими кубиками и промоют теплой водичкой. Вот вам на его пропитание пятьдесят рублей".
"Не извольте беспокоиться, - хрипло сказал ее визави.
– О чем речь!"
... Через две минуты кот полетел в ванную, где был заперт.
"А через неделю, - восхищался тот человек, рассказывая товарищам об успехах кота, - через неделю он у меня за хлебной коркой прыгал!"
Курьи ножки
Я из тех людей,
Как и все субъекты такого сорта, я не лишен дурной смекалки.
Однажды жена принесла батарейки для будильника, и батарейка оказалась чуть короче, чем надо, на пару миллиметров. Но я запихнул туда гнутую кнопку, и будильник заработал.
Так мне везет редко.
Лет десять назад мы купили сборный стеллаж, потому что книжки лежали уже повсюду. Это были две железные штанги, один конец которых должен был, по замыслу, упираться в пол, а другой - в потолок. Между ними устанавливались полки, очень тяжелые. На беду, в нашем доме очень высокие потолки; когда покупку приволокли домой, выяснилось, что штанги не дотягивают доверху. Там оставался зазор сантиметров в двадцать.
Тут я вспомнил, что по ведомости числюсь в доме мужчиной, и взялся за работу.
Я нашел два деревянных колышка, несколько тонюсеньких кронштейнов, гвозди и молоток. Оперируя этим арсеналом, я приколотил колышки прямо к паркету. На колышки я поставил штанги, и получилось сооружение на курьих ногах, которые от тяжести сразу сделались безобразно кривыми. Но цель была достигнута, и больше меня ничто не интересовало. Я поставил полки и нагрузил их книгами в два ряда, под самый потолок. Пощупал с сомнением колышки. И пошел похваляться успехом.
Конструкция простояла полгода. Все наши знакомые, когда приходили в гости, долго рассматривали мое сооружение и качали головами. Среди них попадались умельцы, но никто не помог, все только каркали: "Ёбнется!"
Эта штука очень красиво падала. Я стоял в коридоре и, разинув рот, наблюдал, как медленно разъезжаются штанги. Они разошлись, как расходятся балясины при старте ракеты. И пара центнеров книг и полок обрушились прямо на меня и на кота, который сидел рядом и тоже смотрел. Кот успел ускользнуть, я - нет.
Милицейский И-Цзин
На днях (ночах) мне приснился сон. В этом сне меня агитировали превратиться в другое существо, а когда я спрашивал, в какое - молчали. С виду эти создания были людьми, но попадались и собаки с кошками. И вроде был один медведь. С ними я не разговаривал. Все эти твари обладали способностью мгновенно растворяться и вновь возникать; кроме того, они столь ловко убалтывали обычных человеков, что те незамедлительно - благо от них требовалось только согласие - становились такими же. Они множились в ужасающем темпе, и даже с предметами стало что-то происходить. Например, когда я сбежал на улицу, потому что уже не был уверен в сущности собственных домашних, там оказалась белая табуретка, стоявшая посреди проспекта на двух ножках, под углом. А мои уговорщики не отставали. Наконец, развеселенные моим бесполезным упрямством, они стали выкидывать новые фокусы. Стоило мне взяться за какую-нибудь вещь - папиросу или стакан - как эти предметы мигом испарялись. И вообще уже все вокруг летало и мерцало огнями, мостовая наклонялась, опереться было не на что. В небе обнаружились необычные летательные
Последний Император
Я думаю, что не нарушу врачебную тайну, если расскажу нижеследующее. И Клятву Гиппократа не нарушу - тем более, что я давал не ее, а присягу врача Советского Союза, каковой никак нельзя считать правопреемником Гиппократа. Да и ее не давал, а только губами шевелил, как рыбка гуппи. И говорил совсем другое.
Когда я учился на пятом курсе, мы изучали психиатрию. И нам, ознакомления ради, поручали курировать больных. Как будто бы вести их, лечить, но понарошку, разумеется.
Мне достался человек, который жил в той больнице уже десять лет. При поступлении, как я выяснил из бумаг, он был буен, разбил молотком какие-то трубы во дворе, говоря, что нельзя живых закапывать в землю. Потом взял топор.
К моменту нашего с ним знакомства он был Императором Советского Союза. Потому что, по его словам, у него был золотой императорский радиоприемник. На голове он носил корону из фольги, но называл ее, правда, планетой Луной.
У нас завязался разговор.
– Императрица Иза, голая, лежит на знаменах, потому что Леонид Ильич Брежнев застрелил ее из ружья. А почему? А потому что ружье, топор, бревно. Все-то бомбят нас, гречневой кашей с говном. Ворона полетела - ко-ко-ко-ко!
Помочь ему было трудно, а для меня - тем паче, но я добросовестно стал его курировать.
На следующий день мы сели на диванчик, и он достал лист бумаги, взял ручку. Император, называя меня Сергеем Сергеичем, нарисовал аккуратный круг, поставил в центре точку и протянул от нее лучи так, что получилось нечто вроде колеса со спицами. Он ткнул в центр и сказал:
– Смотри, вот это океан.
И пустился в объяснения.
В какой-то момент я похолодел, ибо вдруг заметил, что начинаю его понимать.
Больше я к нему не подходил.
Краб
Однажды, очень давно, в посудную лавку явился слон. Слоном был я, посудной лавкой - кухонька в хрущевке, где нас с невестой ждала будущая свидетельница нашего брачного ритуала. Предвкушая церемонию и заранее празднуя оную, мы сели пить. Посудная лавка была очень тесная, повсюду торчали полки с банками, коробками и безделушками.
На одной из полок был Краб.
Это был настоящий засохший Краб, которым хозяйка квартиры очень дорожила. Он прибыл к ней откуда-то из-за океана, что было диковиной на первом году перестройки.
Мы все смотрели на Краба, радовались ему, улыбались ему. Мы пили за него.
Краб был большой и колючий, в его взгляде читались неодобрение и тревога.
Наконец, слон начал подниматься из-за стола, сопровождая подъем угловатыми телодвижениями. Одним из телодвижений слон задел полку с Крабом.
Мы все следили за его падением, которое происходило, как в замедленной съемке. Прекрасное мгновение остановилось. Ловить его было бессмысленно, он бы рассыпался вмиг. Но он и так рассыпался, ударившись об пол, он разлетелся на тысячу кусочков, в пыль.