Men from the Boys, или Мальчики и мужчины
Шрифт:
Помощница Сид топталась позади нее. Сид обняла ее и прижала к себе. Девушка снова разрыдалась. Я отвернулся к телевизору, пытаясь осознать происходящее. Офисные служащие с вещами, сложенными в коробки из-под шампанского. Подносы с никому не нужной великолепной едой у нас дома. Я прибавил громкость. Помощница Сид ревела так громко, что я едва слышал язвительные комментарии Роберта Пестона.
— Я позвоню тебе, хорошо? — говорила девушке Сид. — Когда что-то прояснится.
Я уселся на край дивана, желая понять, что происходит. Я слышал,
Сегодня его объема не хватало.
Она стояла у кухонного стола и смотрела на домик для игр. Я положил руки ей на плечи, и она приподнялась на цыпочки, прислонившись ко мне. Я почувствовал, как она прижимается ко мне всем телом. Я провел губами по ее лицу, чувствуя соль ее пота и слез.
Потом она произнесла три коротких слова, глядя мне через плечо, не делая попытки отстраниться.
— Тебе это нравится, — сказала она.
Я посмотрел на ее макушку.
— Что?
— Там — двадцать первый век, а здесь — пятьдесят восьмой год, — сказала она, отстраняясь и отбрасывая волосы со лба. — И тебе это нравится, — повторила она, глядя мне в глаза. — Для меня сегодняшний день — день грандиозного краха. А для тебя — день восстановления естественного порядка.
Мы стояли, не касаясь друг друга.
— Не говори так, — сказал я. — Не думай так.
Она засмеялась:
— Почему нет?
— Потому что это неправда.
Мне все еще казалось, что я смогу ее переубедить.
— Сядь, — сказал я. — Я приготовлю нам чай. Детей не будет дома еще несколько часов. Я стану говорить голосом Барри Уайта. Ты будешь смеяться и думать, что я молодец.
— Великий кормилец, — сказала она. — Грандиозный защитник. Могущественный добытчик. Тебе это нравится.
Я покачал головой. Я протянул к ней руки, и она, немного подумав, прижалась ко мне.
Завибрировал мой телефон. Он лежал в кармане джинсов и теперь тихонько барабанил по верхушкам наших бедер. Я не обратил на него внимания. Но телефон продолжал вибрировать, и в конце концов я уже не мог его игнорировать. Сид отстранилась и насмешливо улыбнулась.
— Не забывай о своей карьере, важная птица, — проговорила она и отправилась на кухню, заваленную горами канапе.
Несколько минут спустя, выйдя на улицу, я очутился рядом с Сид, глядящей в заднюю дверь фургона «Еда, славная еда». Он был пуст. Мы молчали.
Самое смешное, что телефонный звонок не имел ничего общего с моей работой — хотя отцовство было моим истинным призванием, делом моей жизни, моей однажды и навсегда любимой работой.
Звонили из дирекции школы Рамсей Мак. Они знали, что Пэт снова живет дома, и звонили спросить, почему он уже несколько дней не ходит в школу. Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться.
Мальчику пятнадцать лет.
Откуда же мне знать?
Пэт сидел за обеденным столом в жаркой гостиной старика, задумчиво попыхивал сигаретой и читал «Рейсинг
Мой сын взглянул на меня, когда я вошел, а потом снова опустил голову. Я видел, что его длинные светлые волосы свисают над передней страницей, на которой крупными буквами было написано: «КИНГ ДЖОРДЖ СПЕШИАЛ — ТАКОЙ ЖЕ МОЛОДЕЦ, КАК И ВСЕГДА».
Пэт изучал «Рейсинг пост», покусывая губы так же, как когда читал «Латеральное мышление» Эдварда де Боно. Синг Рана сидел напротив него, держал в руке букмекерскую шариковую ручку и, устремив глаза в никуда, о чем-то размышлял. Мы с Кеном смотрели на них из другого конца комнаты.
— Он мне помогает, — сказал Кен Гримвуд. — Твой мальчик. Он мне очень помогает.
Я посмотрел на него и вздохнул:
— В смысле, ходит за покупками? Выполняет поручения? И всякое такое?
— Помогает делать ставки, — разъяснил Кен. — Заполняет бланки.
Он захихикал:
— Мы уже пару раз выиграли, верно, Пэт?
Кивок пшеничной макушки.
— Ему надо быть в школе, — сказал я. — Он прогуливает.
Кен потянулся за жестянкой «Олд Холборн». В квартире царило молчание, не считая лязга открываемой металлической коробки. Я сделал движение по направлению к сыну, но старик тронул меня за руку.
— Ты можешь его винить? — негромко спросил Кен. — Мы знаем, почему он прогуливает.
Старик достал пачку «Ризла».
— Разве ты не знаешь?
Я сделал вдох.
— Я защищал его, пока он был маленьким, — сказал я. — Но теперь больше не могу.
Я посмотрел на Кена, мастерящего самокрутку. Она в точности была похожа на небольшой косяк марихуаны, который Пэт курил в домике для игр.
— Что ты намерен с этим делать? — спросил Кен.
Я взглянул на него:
— По правде?
Он коротко кивнул.
— Я хочу сделать им больно, — сказал я. — Особенно вожаку. Тому здоровому. Уильяму Флаю. Я хочу сделать ему больно так же, как он делает больно нам. Так же, как он делает больно Пэту.
Старик рассмеялся мне в лицо.
— Такой милый интеллигент, как ты? — спросил он. — И ты хочешь сделать кому-то больно?
Он чиркнул спичкой, и аромат свежего табака смешался с запахом застарелого табака, который всегда наполнял квартиру. Пэт переворачивал страницы «Рейсинг пост», и в глазах рябило от больших зеленых заголовков. «ЦЕНОВАЯ КОНКУРЕНЦИЯ». «ТОРГОВЫЙ ПОСТ». «ПРАКТИЧЕСКИЕ СОВЕТЫ». «ПОГОВОРИМ?». «ПРИХОДИТЕ НА БЕГА».
Я посмотрел на Синга Рана и вспомнил, что он рассказывал про Италию. Как женщины улыбались ему, а мужчины не могли смотреть ему в лицо.
Рядом кашлянул Кен. Этот старый дребезжащий убийственный кашель, который я слышал и раньше, был знаком мне так же, как альбом Синатры «Песни для великолепных любовников».
Я посмотрел на старика, и он улыбнулся.
— Я тоже, — сказал он. — Я тоже хочу сделать им больно.
21
Я ненавидел его долгие годы.