Men from the Boys, или Мальчики и мужчины
Шрифт:
Наконец я ему осточертел.
— Ну и что ты собираешься сделать, старичок? — поинтересовался этот уродливый подонок. — Задашь мне хорошую взбучку?
Он повел плечами, разминая их. Думаю, он собирался врезать мне разок и отправиться домой. Только раз — прямой удар правой в подбородок и, может быть, пинок по голове, когда я упаду. Потом домой, поглядывая в зеркала, ведя машину с такой осторожностью, как это могут только пьяные водители.
— Не я, — ответил я. — Мой сын.
Мгновение он смотрел на меня. Потом разразился хохотом
Уильям Флай и я уставились на нож. Он был впечатляющим на вид. Кривое лезвие кукри — ножа турков — лоснилось и изгибалось в лунном свете. Я вдруг осознал, что затаил дыхание. Долгое время никто не издавал ни звука, лишь из бара доносился отдаленный грохот музыки, а потом послышалось журчание — Уильям Флай наделал прямо в джинсы «Дизель».
— У него сабля, — сказал Уильям Флай.
— Это кукри, тупая макака, — ответил я. — Это лучше, чем сабля.
Я увидел, что Синг Рана смотрит на меня. Пора было ехать.
Уильям Флай с трудом оторвал глаза от кукри и со слепой ненавистью взглянул на меня.
— Что это? — спросил он. — Папочкино войско?
— Именно, — ответил я.
Мы повели его к моей машине. Я открыл багажник и жестом велел Уильяму Флаю лезть внутрь.
— Ты просто хочешь напугать меня, чтобы я обгадился, мудак, — проговорил он, и я увидел, что он озирается и думает о том, чтобы сбежать.
Но теперь я вплотную подошел к нему, я дышал ему в лицо, мое сердце колотилось, и я думал о том, что нас, наверное, всех посадят в тюрьму.
— Неужели похоже, что я шучу? — спросил я. — Неужели похоже, что я просто хочу посмеяться?
Он еще раз взглянул на кукри и полез в багажник. Я все оттуда вытащил, но там все равно было довольно тесно.
— Мой папа подаст на вас в суд, — пригрозил Уильям Флай, свернувшись калачиком, словно шестифутовый младенец в утробе. — У меня есть права человека, придурки.
Почему-то при этих словах мне стало гораздо легче. У гроза судебного иска, упоминание о правах человека — это был мир, в котором жил этот выродок. Где все, что ты творишь с другими, прощается тебе, расценивается как веселая шутка, а если то же самое делают с тобой, вспоминаешь о правах человека. Я изо всех сил грохнул крышкой багажника, закрывая его.
— Это недалеко, — сказал я.
В этот момент Синг Рана медленно покачнулся перед моими глазами, и я подхватил его, когда он осел, опершись на машину.
— Просто надо присесть, — проговорил он, часто дыша. — И все пройдет.
Я усадил его на пассажирское сиденье, оставив дверь открытой, чтобы он дышал свежим воздухом. Он сунул кукри в потертые кожаные ножны и спрятал под нейлоновой курткой. Мы слышали металлический звон, доносившийся из багажника, похожий на шум работающей стиральной машины, куда положили джинсы, забыв вытащить из кармана монетки.
Синг Рана поднял свое гладкое лицо и стал рассматривать автостоянку у супермаркета, словно
Он достал из кармана куртки небольшой пакетик, завернутый в бумагу. Еще до того, как он его развернул, я почуял аромат алу-чоп. Пахло имбирем и луком. Он протянул мне острые картофельные котлеты, и я взял одну.
— В конце войны у нас был выбор, — заговорил он. — Команды гурков могли присоединиться к индийской армии, к пакистанской или остаться с британцами.
Он выбрал котлету и отщипнул маленький кусочек.
— Мы остались с британцами, и они отправили нас в Малайю. Там активизировались повстанцы.
Он пожевал и проглотил, прежде чем продолжить. У него были безупречные манеры.
— Мы тянули жребий, кто отправится в Британию. Мне повезло, я оказался среди избранных.
Он оглянулся на звук, доносившийся из багажника. Под взглядом его спокойных карих глаз шум внезапно стих.
— Мы видели зоопарк Уипснейд, автомобильный завод Форда и Букингемский дворец, хотя нас не пустили внутрь. Потом мы вернулись в Малайю охотиться за повстанцами. — Он снова задумчиво пожевал. — В конце концов, в пятьдесят шестом году, мы вернулись в Непал. Потом был Гонконг. Потом Британия…
Он принялся заворачивать остатки алу-чоп. Пора было ехать.
Они ждали нас сразу же за воротами фабрики фейерверков.
Пэт был одет в штаны от спортивного костюма и в школьный жилет. На шее у Кена висело полотенце, и он длинными медленными движениями растирал обнаженные руки Пэта. Я подумал сначала, что он пытается расслабить ему мышцы, но в этом ощущалось что-то другое. Скорее это был жест любви.
Я открыл багажник, и Уильям Флай сел в нем, словно чудовище, вылезающее из могилы.
— Помни, о чем я говорил, — повторял Кен. — Все падают после двойного удара. Танцуй. И не будь как статуя.
Пэт кивнул и поднял кулаки к лицу. Уильям Флай вылез из багажника, оглядывая территорию фабрики, а потом взглянул на Пэта.
И расплылся в улыбке.
— Давай, сделай его, — рявкнул Кен, и мы подпрыгнули от неожиданности.
Уильям Флай угрожающе направился к Пэту. Тело его затекло после лежания в багажнике, лицо было красное и пьяное.
Мой сын преградил ему путь. Кен продолжал обнимать одной рукой Пэта за плечи, а другой массировать ему мышцы.
Синг Рана и я стояли по бокам Уильяма Флая, словно его секунданты.
— Правила, — сказал Кен.
Уильям Флай презрительно загоготал.
— Правила, старик? — переспросил он. — Здесь нет никаких правил.
Глаз Кена стало почти не видно за очками.
— Здесь есть правила, — возразил он.
Он хлопнул по животу Пэта, потом Уильяма Флая.
— Можно бить по всему, что выше. Нельзя давить на глаза, применять оружие, бить ногами.
Уильям Флай шагнул назад и размахнулся ногой, обутой в остроносые ботинки, чтобы ударить Пэта в пах. Я оттащил его за шиворот.