Меншиков
Шрифт:
28 мая: «В Митаве во известном деле все тихо и оберратов, и других чинов, и шляхетства в Митаве нет ни одного человека».
Не полагаясь на усердие Бестужева, Меншиков отправляет на помощь ему в Митаву двоих доверенных людей: секретаря Франца Вита, ведавшего внешними сношениями князя, и генерал-аудитора Центаровича. Подкрепление, как можно судить из последующих донесений Бестужева, не помогло.
11 июня Вит доложил: «Я и генерал-аудитор о деле вашей светлости, что засвидетельствую самим Богом, неусыпно трудимся, но в таком замешании ничего к пользе не видим».
Впрочем, генерал-аудитор Центарович за пять дней пребывания в Митаве то ли не сумел разобраться в обстановке, то ли сознательно лгал, подыгрывая честолюбию светлейшего, но 7 июня он отправил Меншикову
Финал кампании наступил 18 июня, когда депутаты ландтага единогласно избрали герцогом графа Морица.
334
РГАДА, ф. 198, д. 225, л. 103, 104, 117–119.
О случившемся Меншиков узнал только 24 июня, когда он находился в восьмидесяти пяти верстах от Петербурга. Супруге он писал: «Дорогою встретили курьера от Бестужева с реляциею, ис которой усмотрели, что курлянское дело совсем окончилось, и все оберраты и депутаты Морица поздравили». [335]
По получении известия Меншикову, казалось бы, следовало угомониться, посчитать дело безнадежно проигранным и отказаться от продолжения борьбы. Положение князя усугублялось еще тем, что, когда карета катила Меншикова в Ригу, в Петербурге произошло событие, ставившее князя в ложное положение: именной указ 25 июня 1726 года вновь называл первым кандидатом брата герцога Голштинского. «Того ради вам напоминаем, – читаем в указе Екатерины В. Л. Долгорукому, – дабы вы имели старание о князе Голштинском. А если на то не будут склонны, то представьте на то им двух братьев Гессен-Гомбургских князей, дабы они из них которого себе избрали». О Меншикове, как видим, ни слова.
335
Там же, д. 1170, л. 399.
Мы не знаем причин, почему этот указ не фигурирует в переписке лиц, причастных к эпопее, – на него не ссылаются ни Меншиков, ни Долгорукий, ни Бестужев. Во всяком случае, Александр Данилович вел себя так, словно такого указа не было. А так как не в его правилах было складывать оружие, полностью не исчерпав всех ресурсов, то он, видимо, полагал, что осталась еще одна возможность поправить свои дела – лично окунуться в свалку. Именно поэтому он, будучи полон самых радужных надежд, ибо без этих надежд в Курляндии ему делать было нечего, продолжал свой путь в Прибалтику.
Официальная цель поездки Александра Даниловича – инспектирование войск, расположенных в прибалтийских крепостях. [336] Подлинная цель – «отвращение» избрания неугодных России кандидатов в герцоги курляндские, и прежде всего Морица Саксонского.
Упреждая события, скажем, что Александр Данилович действовал в Курляндии не лучшим образом, еще раз продемонстрировав отсутствие дипломатических талантов. Он не проявлял изворотливости, не заключал сделок, не шел на компромисс, всецело полагаясь на грубую силу, угрозы и деньги.
336
Cб. РИО. СПб., 1886. Т. 55. С. 373.
Накануне отъезда из Петербурга Меншиков получил письмо от Анны Иоанновны. Герцогиня не решалась выходить замуж за графа Морица без санкции русского двора и просила у светлейшего ходатайства перед императрицей: «Прилежно вашу светлость в том моем деле, по древней вашей ко мне склонности, у ее императорского величества предстательствовать и то мое полезное дело совершить». [337] Меншиков, однако, отправлялся в Курляндию не для того,
337
Письма русских государей. М., 1862. Т. 4. С. 142.
27 июня князь прибыл в Ригу, а ранним утром следующего дня туда же приехала налегке, в сопровождении одной служанки Анна Иоанновна и сразу же пригласила Меншикова на беседу. О содержании разговора мы узнаем из двух писем, отправленных в один день – 29 июня. В письме к супруге Дарье Михайловне Меншиков нисколько не сомневался в безоговорочной поддержке его затеи Анной Иоанновной: «Оная, кажется, с великою охотою паче всех желает, чтоб в Курляндии князем быть мне, и обещала на то всех курляндских управителей и депутатов склонить». [338] Другое письмо, адресованное императрице, приоткрывает завесу над тем, какими способами князю удалось склонить Анну Иоанновну к «великой охоте» и как она отказалась от льстившей ей возможности стать супругой красавца графа Морица. Анна Иоанновна, писал Меншиков, «с великою слезною прозьбою» умоляла князя ходатайствовать перед императрицей, чтобы та разрешила ей выйти замуж за Морица Саксонского. В своей просьбе она ссылалась на опостылую вдовью жизнь – «уже сколько лет как вдовствует». Упомянула она и о том, что еще Петр I «имел об ней попечение, уже о ее супружестве с некоторыми особами трактаты были написаны, но не допустил того некоторый случай».
338
РГАДА, ф. 198, д. 1170, л. 405.
Наступил черед для монолога Меншикова. Князь «со учтивостью» возражал, и если верить ему, то с такой убедительностью, что его собеседница была сразу же обезоружена доводами и тут же решила «все то свое намерение оставить».
Какие же аргументы Меншикова вынудили Анну Иоанновну отказаться от планов, которые она лелеяла неделями?
Светлейший заявил, что утверждение Морица на герцогском троне противно интересам России. Брачному союзу не быть еще и потому, что «ее высочеству в супружество с ним вступать неприлично, понеже тот рожден от метресы», а не от законной жены. Про запас у светлейшего был еще один аргумент: если герцогом будет избран он, Меншиков, то он гарантирует права Анны Иоанновны на ее курляндские владения: «Ежели же другой кто избран будет, то она не может знать, ласково ль с ней поступать будет и дабы не лишил ее вдовствующего пропитания».
Герцогиня тут же выразила желание, «дабы в Курляндии герцогом быть мне». Более того, она обещала приказать канцлеру Кайзерлингу отменить постановление сейма об избрании герцогом графа Морица. В таком интимном и доверительном ключе, если верить Меншикову, протекала беседа: ни выкручивания рук, ни вдовьих слез, ни истерик, ни угроз, ни стремления выторговать какие-то уступки. В действительности все поведение князя в Риге не оставляет сомнений в том, что главный аргумент, на который он уповал, была сила. Нажиму Меншикова вдова могла противопоставить только слезы. Ей ничего не оставалось, как принять условия и даже пообещать свою помощь.
Но победой Меншиков тешил себя недолго. В первом часу ночи из Митавы в Ригу прибыли Долгорукий и Бестужев с обескуражившим известием, решительно перечеркивавшим все успехи князя: курляндцы отклонили кандидатуру как его, Меншикова, так и принца Голштинского. «Меня, – доносил светлейшей императрице 29 июня, – для веры, а принца Голштинского, что еще молод». Сколько ни уговаривал оберратов и как ни угрожал им Долгорукий отступиться от своего постановления – все его усилия оказались тщетными, оберраты стояли на своем. [339]
339
Там же, д. 321, л. 5–8.