Менты не ангелы но...
Шрифт:
— Потому, что молодой. Дедовщины у нас нет, но молодой есть молодой. Как тебя зовут-то?
— Вадим… Николаевич. Самойлин фамилия.
— А я Вася Сухарев, держи краба, — протянул руку высокий плотный брюнет с резкими чертами костистого лица. Ладонь оказалась сильная, цепкая и немного влажная.
— Росляков Толик, — представился второй. Он был пониже, но широкоплечий, с круглым простоватым лицом. Рукопожатие у него тоже оказалось крепким и сухим.
Оба выглядели обычными парнями и не походили на таинственных и всемогущих сыщиков.
— Чего в сейфе-то нашел?
—
Росляков присвистнул.
— Патрон может пригодиться. Если свой невзначай выстрелишь, а списывать не подо что будет. Или чтобы «шмеля» зарядить… Только у себя его не держи. Потому что если УСБ тебя захочет за жопу взять, то лучше повода и искать не надо. Вот, смотри…
Оперативник достал откуда-то кусок пластилина и прилепил патрон за батарею.
— Вот так лучше! Спросят: «Чей патрон?» А кто его знает! Не твой, не мой, не Васькин. И дело с концом!
— А что такое «шмель»?
Толик усмехнулся.
— Надо тебе какого-нибудь гада прищучить, а в данный момент не за что, вот и сунул ему в карман патрон или наркоту… А потом забил в камеру и раскручиваешь на все его пакостные делишки…
— Гм… А это что за бумажки? — Самойлин протянул листки, исписанные неряшливым почерком.
Росляков снова усмехнулся.
— Сейчас, сейчас… Ну-ка, наклони сейф, чтобы тумба приподнялась. Васька, помоги!
Улыбающийся Сухарев помог Вадиму, а Толик вытащил из-под тумбы целую пачку таких же листков.
— Видишь, сколько? Это заявы укрытые, что от Федотова остались.
Росляков быстро просмотрел бумаги.
— Кража, кража, грабеж, опять кража… На, забирай! Во дворе печка есть, чтобы документы палить, там и сожги!
Самойлин почесал в затылке.
— А почему он их не уничтожил?
— Да потому! А вдруг этого жулика в другом районе хлопнут с поличным и он на все кражи расколется? Терпилу [2] допросят, а он скажет: «Я заявлял в Центральный райотдел, товарищу Федотову лично!» А заявы нет! И берут товарища Федотова за задницу!
2
Терпила — потерпевший (профессиональный сленг).
Росляков подмигнул.
— Но Федотова голыми руками не возьмешь! Он быстренько заяву достанет, задним числом отказняк напишет, к прокурору побежит, тот этот отказняк отменит и Федотов возбудит дело, как положено… И нет никакого укрывательства! Есть законная уголовно-процессуальная деятельность, есть исправленная ошибка, а значит — все в порядке!
Самойлин только головой покрутил.
— Хитро! Гля, какие тут тонкости… Нас этому не учили.
— Ничего, научим! — Росляков сильно хлопнул новичка по плечу. — Главное, запомни: мы должны быть заодно! Как мушкетеры. Чтобы друг другу — никаких подлянок! Жулики против нас, начальники против нас, УСБ тоже против нас! Если мы вместе держаться не будем, нас либо поубивают по одному, или выгонят, или посадят… Понял?
— Понял, — ответил Вадим. Хотя,
— А у тебя баб много было? — дамский вопрос был неотъемлемой темой милицейских бесед.
Вадим промолчал, затягиваясь сигаретой. У него была одна женщина — Иринка с его же курса — красивая, стройная, с обманчиво скромной внешностью. Однажды они вместе дежурили в суточном наряде, тогда-то все и произошло, прямо в учебном классе, на столе. Он долго снимал с нее высокие грубые ботинки и толстые камуфляжные брюки. Сброшенная казенная одежда контрастом оттеняла нежные девичьи ноги и плоский живот, но он волновался, к тому же Иринка предупредила, что надо быть осторожным, и он почти ничего не почувствовал. Горячая влажность женского тела мгновенно вызвала прилив семени, и он, выскочив наружу, испустил большую порцию белой жидкости на гладкий живот с фигурно подбритым лобком, на стол, даже на полу оказалась лужица…
Потом они встречались и многократно повторяли это занятие, Иринке это дело нравилось, а ему нравилась Иринка, и он даже пришел с родителями к ней домой — свататься. Но она отказала. Почему — он до сих пор не мог понять. Впрочем, она пользовалась большим успехом у мужчин и могла выбирать. Но до сих пор не выбрала. Злые языки болтали, что она перетрахалась со всем институтом, причем не только с курсантами, но и с курсовыми офицерами, и с преподавателями. Оглядываясь назад, Вадим понимал: скорей всего, так оно и было.
— Нет, серьезно, сколько? — напирал Василий. — Или ты у нас еще мальчик?
— Отстань! Я о таких вещах не разговариваю.
— Как хочешь, — старлей почесал затылок. — Только тогда о чем разговаривать?
— Сухарев, за мной! — ворвался в кабинет Сивцов. Голос властный, резкий, привыкший командовать.
Слова как дробинки ударили в Вадима, по спине пробежал холодок. А начальника УР уже и след простыл.
— Ух, — выдохнул Самойлин — как гроза прошла.
— Это что, вот начальник райотдела вообще зверь, — Василий поспешил за начальником, на ходу бросив: — Расскажи ему, Толик, надо предупредить парня!
Толик нахмурил лоб.
— Ты с Бариновым знакомился?
— А как же. Сивцов меня в первый же день к нему завел. Он мне напутствие давал.
— И как он тебе?
— Видно, что строгий. С характером. Но начальник милиции и должен быть крутым.
Толик кивнул.
— Это да.
И неожиданно спросил:
— Он тебя еще не бил?
— Как «не бил»?!
— Да очень просто. В морду кулаком не заезжал?
— Ты что, шутишь?! Как это можно?! — Самойлин находился в крайнем удивлении. Старший лейтенант Росляков напротив — демонстрировал полную обыденность того, о чем рассказывал, и даже притерпелость к столь необычным манерам руководителя.
— Да очень просто! Он у нас с тараканами. Говорят: после контузии, — Толик покрутил пальцем у виска.
— Иногда его накрывает, он и понесся к кому-нибудь в кабинет. Резко дверь распахивает, челюсть выпятит и смотрит исподлобья прямо в глаза! Как бык на корриде. Значит, точно — сейчас бить будет…