Менты таких не трогают
Шрифт:
– В смысле, голову?
Прохор уже понял, что произошло. Тело казненного они забрали, а голову оставили. А менты уже на месте. И у них наверняка возникли острые вопросы по этому поводу. Если, конечно, голову не убрали. Об этом, похоже, позаботился какой-то Климыч. Прохор представил, как отрубленную голову взяли за волосы или даже за уши, как куда-то понесли, и тошнотный ком подкатил к самому горлу. И надо же было ему вляпаться в это дерьмо! Мало того, он в нем по самые уши!
– Если бы Пухлый думал головой, он бы так не «накосячил», – скривился Пушкарь.
– Как так?
– Да
– Он что, денег вам задолжал?
Прохор подумал об отце Лиды, который попал на деньги. Бандиты могли казнить его так же, как и какого-то Пухлого. Но Игоря Семеновича спас Егор…
– Он не задолжал… Он «скрысятничал»… Руки на «общаке» нагрел… В Турции за такие дела руку отрубают. А у Афоныча за такие дела – башка с плеч.
Прохор понял, о ком идет речь. Петр Афанасьевич, он же Афоныч. Видно, не приклеилась к этому садисту кличка «Мясник». Или его только за глаза так называют.
– Да, он это дело любит.
– Что любит? – не понял Пушкарь.
– Мясо рубить.
– Так Афоныч раньше по этой части работал…
– Не может без этого, да?
– Ты бы на Афоныча не гнал. За такие прогоны без башки можно остаться, – косо глянул на Прохора Пушкарь.
– Да у вас и за меньшее могут зарубить.
– За меньшее… Ты башку мне чуть не проломил…
– А за грудки зачем хватал?
– А смотрю, черт какой-то сидит…
– Спал я, никого не трогал…
– Не трогал… Коляныч у нас машинистом когда-то был. Поезда водил. И людей по рельсам размазывал. Едет себе, никого не трогает, а тут раз, и выскочила шкура. По тормозам уже поздно, бац, и поскакала башка по шпалам… Кто-то сам под поезд бросается. А кто-то просто заснул на рельсах…
– Это ты к чему?
– А к тому, что ты, братан, на рельсах заснул. И под поезд попал. А Коляныч тормозить не умеет. Если бы не михеевские, пораскинул бы ты, пацан, мозгами на все четыре стороны…
– Еще не поздно. Вам сейчас от жмура нужно избавиться. Поэтому я вам еще нужен… А что потом?
– Тебе же Афоныч ясно сказал, что ты теперь с нами. Значит, бояться нечего. Если сказал, значит, железно…
– А я хочу быть с вами?
– А куда тебе деваться? Думаешь, Михей не узнает, кто его пацанов положил? Это менты могут сопли лаптем хлебать, а Михей всегда в курсе.
– А у меня был выбор?
– Был. Или сдохнуть с пулей в башке, или стрелять. Ты должен был выбрать первый вариант. Ну, это если по Михею. А по мне, так ты все правильно сделал. Где так стрелять научился?
– В армии.
– Нам такие пацаны нужны. А Михею нет. Он тебя за пацанов спросит. Ну, если ты сам по себе останешься… Он с одной стороны, мы с другой. Ты из такого переплета живым не выберешься.
– Хочешь сказать, что вы меня не отпустите?
– Только ногами вперед.
– Как говорил один мой хороший знакомый, он очень много знал, – скривился Прохор.
– Теперь я твой очень хороший знакомый. Теперь ты должен слушать то, что я тебе говорю.
– А мне это нужно?
– Я тебе про ментов говорил? Или ты сам знаешь, по какой статье тебя могут принять?
В ответ Прохор беззвучно вздохнул. Тройной переплет – это
– Лучше с нами, чем с червями в земле, – усмехнулся Пушкарь.
– Я даже не знаю, кто вы такие.
– Ну, кто такой Афоныч, ты должен знать.
– Не знаю, – качнул головой Прохор.
– И Михея не знаешь? – Пушкарь глянул на него, как на недоразвитого.
– Слышал.
– Что ты слышал?
– Ну, с Шанхая там началось. Сначала он Шанхай под себя взял, а потом и весь юго-западный район. А Вагнер вроде как северо-восток держит, – пожал плечами Прохор.
– Вроде бы… – передразнил его Пушкарь. – Афоныч вместе с Михеем начинал… Э-э, не так. Это Михей с ним в девяностом начинал… Афоныч людей подпряг, с ворами договорился… Он мужик авторитетный, за ним уже тогда одна ходка была. Он много кого знает… А сейчас за ним уже две ходки. А почему? Потому что Михей его подставил. Афоныч в девяносто втором зачалился, а Михей без него развернулся. Афоныч откинулся, а он делиться с ним не захотел… Афоныч сам свое взял, Южный рынок у него отжал… Ты помнишь, каким наш рынок раньше был?
Прохор кивнул. Он еще в армию уходил, о Южном рынке мало кто слышал, а сейчас, говорят, чуть ли полгорода на нем отоваривается. Там и продуктовые павильоны, и вещевые.
– Это все Афоныч. На дефолте поднялся. Старые цены удержал. Все к нам, на Южный рынок, ломанулись… Сейчас цены реальные, а народ с нами остался. На том и живем…
– А Михею это не нравится.
– Ему много чего не нравится. Мы для него как кость в горле…
– Видел я, как он эту кость вытаскивал.
– Ничего, Афоныча в больницу забрали. Оклемается. Хрен чего Михею обломится. – Пушкарь говорил напористо, но ему явно не хватало уверенности.
Может, Михей и не смог достичь свой цели, но, как ни крути, а мясник Афоныч уже находится на пути в больницу. А скольких его бойцов положили. Кто не убит, тот ранен. Один только Пушкарь вышел из переделки без единой царапины. Поэтому ему и было поручено замести следы преступления. А пока он будет этим заниматься, пройдет время, которое работает скорее на Михея, чем на его врага. Время, в течение которого с бандой Афоныча может быть покончено. И как тогда быть Пушкарю? Куда податься? И сомнения парня мучили, и тревоги. Нелегко ему сейчас. Вряд ли он будет избавляться от своего спутника, который умеет стрелять и убивать.
Только вот Прохору совсем не хотелось оставаться с ним. Но и обратного хода на волю больше нет. Логика проста. Какой с него спрос, если он часть единого целого? Если он человек Афоныча, то Михею придется спрашивать за своих людей со всей вражеской банды, а не лично с Прохора. А вот если он останется сам по себе, Михей устроит ему самую настоящую вендетту.
И еще был момент, который склонял чашу весов в пользу жестокого выбора. Королек тоже когда-то был бандитом, на этом он и поднялся. Сейчас у него есть все, в том числе и Лида. И Прохор сможет подняться, если не будет дураком. Тогда он тоже станет завидным женихом. Возможно, Лида захочет к нему вернуться.