Меня не видно изнутри
Шрифт:
__________
Почему-то я сразу не подумала, что библиотеку назовут в его честь. Ещё более глупым, чем моё удивление, был тот факт, что как раз его книга была мне нужна.
Я потопталась в холле. Из-за маленького роста не сразу увидела девушку за стойкой регистрации, по совместительству служившей и пунктом выдачи книг на руки. В конце концов пришлось едва ли не подтянуться, опершись на отполированную стойку. За ней скрючилась администратор… или библиотекарь. Она увлеченно читала что-то с экрана ноутбука.
Молодая девушка, едва ли старше меня, взглянула так,
Взгляд этот выдавал человека умного, начитанного, но ему не хватало живости. Все-таки для широты души нужно пропускать эмоции через себя. А судя по сдержанности, единственным, что она пропускала через себя, были буквы и кислород.
На пластиковом бейджике золотилась гравировка: «Илона Брассика. Администратор библиотеки». Илона Брассика буднично изучила мои документы, выдала читательский билет в виде магнитной карты, и, пропустив мимо ушей слова благодарности, снова хищно нависла над ноутбуком.
Вход в читальный зал искать не пришлось – это была огромная арка в конце единственного коридора, в стороны от которого расходились две лестницы к другим этажам. Книжные полки – тысячи фолиантов занимали целые стены от пола до потолка, выстраивая восхитительные, пахнущие старой бумагой и пылью лабиринты. Особняком располагался внушительный отдел средневековой литературы, отделённый плотным стеклом.
Зал был полон. Посетители работали и за широкими деревянными столами с лампами, больше похожими на роботов, и в открытой зоне с жёлтыми креслами и мягкими диванами. Дальнюю стену освещал проектор. Улыбчивая женщина читала немногочисленной аудитории лекцию об одноклеточных организмах.
Современная техника и мебель слегка не вписывалась в облик старинной библиотеки. Особенно странно она выглядела в сочетании с расписным потолком в стиле ренессанс. Но мысль эта испарилась из разума со скоростью болида Формулы-1 – я обнаружила раздел исторических очерков и уже не обращала внимания на анахронизмы.
Почти две недели я безуспешно перерывала научную библиотеку Академии Билберри вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, а тут всего за пару минут отыскала столько книг, что стопку было не унести.
Остановившись на четырёх вариантах, я провела читательским билетом по электронному замку рядом с каждым изданием и выпустила их на свет. Прекрасные книги – опубликованные в начале двадцатого века, в отреставрированных кожаных переплётах с тиснением и позолотой, с пожелтевшими, но всё ещё плотными страницами. Запах бумажной пыли щекотал нос, но я даже чихала радостно.
С материнской заботой прижав фолианты к груди, я отправилась на поиски подходящего местечка. Открытая зона отпадала сразу – там собрались читатели с электронными девайсами, благодаря чему волшебная библиотечная атмосфера изрядно проседала. В основной части зала было свободнее и светлее. Большинство посетителей расположилось подальше от приоткрытых окон, избегая шума улиц. Я же намеренно последовала туда – звуки города не мешали, а вот тесное соседство
Не успев положить книги на стол, я замерла. Невесть откуда явилось странное предчувствие плохой оценки. Как будто ты не готов. Тело стало чугунным и неповоротливым. Лёгкие сдавило. В попытке справиться с неприятным ощущением, я не шевелилась, тянула секунды, пытаясь отсрочить неизбежное, но время было непокорно.
В углу зала застыла знакомая мужская фигура. Погружённый в чтение, над письменным столом склонился мой преподаватель литературы.
Я хорошо помнила его – Алан Делир. Студенты звали его мистер Нет за особую непроницаемую, неэмоциональную манеру общения. В отличие от других преподавателей он никогда не выказывал снисхождения и никому не прощал долгов. Он хорошо разбирался не только в своём предмете, но и в любом вопросе, касающемся культуры и искусства, так что я неволей задумывалась, можно ли его вообще чем-то удивить.
Для профессионального сообщества имя его тоже не было пустым звуком. Алан Делир снискал славу молодого сильного писателя-романиста благодаря «прямой, неприукрашенной манере изложения, сочетающейся с психологической глубиной». Так писали в обзорах на его книги. Критики все как один твердили, что эта самая глубина тяготеет к фрейдовскому Id. Я верила им на слово. Стыдно признать, но я до сих пор не читала ни одного романа Делира, предпочитая более «сказочную», приятную литературу. Прямолинейность никогда не была моим любимым качеством в людях.
Несмотря на собственноручно данное отрицательное прозвище, мы уважали мистера Делира, а некоторые девчонки вообще были готовы вешаться ему на шею. Образ строгого и неподкупного ментора вызывал у них аморальные ассоциации, но сам он в упор не обращал внимания на попытки строить глазки.
Надо бы поздороваться.
Я обратилась к самой себе, пытаясь собраться с духом.
В этом же нет ничего плохого?
Впервые за несколько месяцев я решилась добровольно подойти к кому-то и заговорить первой. К тому же было приятно видеть в Атермонте хотя бы одно знакомое лицо помимо лучезарной мордашки Марго. Был в этом и другой интерес. Писатель, профессионал одним своим присутствием мотивировал меня погрузиться в усердную работу над книгой. А может быть, он когда-нибудь оценит и мою рукопись, и даже даст рекомендацию в местном издательстве…
Что-то меня совсем занесло.
Так и не положив книги, я снова прижала стопку к груди и сделала несколько шагов к столу, где сидел мистер Делир. Оказавшись рядом, я почтительно замерла в ожидании, когда он обратит на меня внимание, но, к сожалению, писатель был полностью поглощен чтением. Момент был неподходящий. И всё же отступать было неразумно. Воспользовавшись ситуацией, я наконец рассмотрела преподавателя вблизи, пока не мешало ответное наблюдение.
Мистер Делир был гармонично сложенным брюнетом лет тридцати. Он был очень высок, хотя в положении сидя это ощущалось не столь явно. Впрочем, за весь год мне так и не довелось постоять рядом, чтобы почувствовать разницу. Я привыкла сидеть в глубине лектория, в отдалении, не высовываясь и довольствуясь позицией стороннего наблюдателя.