Меня зовут Арам
Шрифт:
Теперь половина земли была очищена и вспахана, и вода у нас была, так что настало время посадки.
Мы стали сажать гранатовые деревья. Они были самого высокого качества и очень дорогие. Мы посадили их штук семьсот. Сам я посадил сотню, дядя — тоже порядочно. У нас образовалась двадцатиакровая гранатовая роща у черта на куличках — посреди совершенно дикой пустыни. Это была самая очаровательная нелепость, которую только можно себе вообразить, и дядя был без ума от нее. Беда только, что деньги у дяди подходили к концу. И вот,
— Это только на первое время, — говорил он. — Пока мы не начнем торговать гранатами и не выручим наши деньги обратно.
— Разумеется, сэр, — поддакивал я.
Я не был уверен, но мне почему-то казалось, что никаких годных плодов с этих маленьких деревцев мы не получим по крайней мере в течение двух или трех лет однако я ничего не сказал.
Рабочих-мексиканцев дядя рассчитал, и мы с ним взялись за хозяйство сами. У нас был трактор и участок земли, поэтому время от времени мы ездили на плантацию, гоняли трактор, выпахивали кактусы и взрыхляли почву между гранатовыми деревьями. Так продолжалось три года.
— Скоро уже, — говорил дядя, — на месте этой пустыни ты увидишь чудеснейший в мире сад.
Положение с водой, однако, все не улучшалось. Изредка начинала вдруг бить сильная, щедрая струя, в которой было совсем мало камешков, и дядя очень радовался, но на следующий день вода шла опять мутная, слабенькой струйкой. Гранатовые деревья храбро боролись за жизнь, но все не получали достаточно влаги, чтобы принести плоды.
Зацвели они только на четвертый год. Для дяди это было большим торжеством. Он совсем потерял рассудок от радости, когда увидел деревья в цвету.
Но ничего путного из этих цветов не вышло. Они были очень красивы, но и только. Редкие пурпурные цветы.
В тот год дядя снял урожай в три маленьких граната.
Один съел я, другой съел он, а третий мы выставили на самом виду у него в конторе.
На следующий год мне исполнилось пятнадцать лет. Много чудесных вещей случилось со мной за это время. Так, я прочел много хороших книг и ростом стал с моего дядю. Ферма все еще оставалась нашей тайной. Она стоила дяде кучу денег, но он по-прежнему не терял надежды, что очень скоро начнет торговать гранатами, вернет свои деньги и осуществит свой план создания сада в пустыне.
Деревца развивались неважно. Они немножко подросли, но это было едва заметно. Многие из них завяли и погибли.
— Это нормально, — говорил дядя. — Двадцать деревьев на акр — это потеря нормальная. Новых мы пока не будем сажать. Сделаем это позже.
Помимо всего, он еще выплачивал деньги за землю.
На следующий год он снял со своего сада штук двести гранатов. Собирали урожай мы с ним вдвоем. Гранаты эти выглядели довольно жалко. Мы упаковали их в красивые ящики, и дядя отправил
Целый месяц мы не получали от торгового дома никакого ответа, и вот однажды ночью дядя заказал междугородний телефонный разговор. Оптовый торговец д’Агостино сказал дяде, что гранатов никто не берет.
— Почем вы спрашиваете за ящик? — кричал в телефон дядя.
— Один доллар, — кричал в ответ д’Агостино.
— Это мало, — кричал дядя. — Я хочу пять долларов за ящик, и ни цента меньше.
— Их не берут и по доллару за ящик, — кричал д’Агостино.
— Почему не берут? — кричал дядя.
— Люди не знают, что это такое, — кричал д’Агостино.
— Что же вы за делец, в таком случае? — кричал дядя. — Это гранаты. Я хочу по пять долларов за ящик.
— Я не могу их продать, — кричал торговец. — Я сам съел один гранат и не нахожу в них ничего замечательного.
— Вы с ума сошли, — кричал дядя. — Нет во всем мире других таких фруктов, как гранаты. Пять долларов ящик — да это ведь даром.
— А что с ними прикажете делать? — кричал д’Агостино. — Я не могу их продать. Они мне ни к чему.
— Понимаю — просипел дядя. — Отправьте их обратно срочным грузом.
Телефонный вызов стоил дяде семнадцать долларов.
Итак, одиннадцать ящиков вернулись обратно.
Почти все гранаты мы с дядей съели сами.
На следующий год дядя не мог уже больше платить за землю. Он вернул бумаги человеку, который продал ему участок. Я был в это время в конторе.
— Мистер Гриффит, — сказал дядя. — Я вынужден вернуть вам вашу собственность, но хочу попросить вас об одном одолжении. Двадцать акров я засадил гранатовыми деревьями и был бы вам очень признателен, если бы вы позволили мне приглядывать за ними.
— Приглядывать за ними? — сказал мистер Гриффит. — Чего ради?
Дядя пытался ему объяснить, но не мог. Слишком трудно что-нибудь втолковать человеку, если он вам не сочувствует.
И вот дядя потерял и землю, и деревья.
Года три спустя мы с дядей съездили туда на машине и прошли в гранатовую рощу. Все деревья погибли. Почва снова заросла кактусами и колючими кустарниками. Если не считать маленьких мертвых гранатовых деревьев, все здесь было в точности так, как всегда, с первых дней сотворения мира.
Мы прошлись по гранатовой роще и вернулись к машине.
Сели в машину и поехали обратно в город.
Мы ничего не сказали друг другу, потому что у нас было слишком много что сказать, но слов для этого не было.
Он, можно сказать, наш будущий поэт
В ту пору, когда я был четырнадцатым по успеваемости учеником из пятнадцати в моем третьем классе, Совет попечителей Эмерсоновской школы как-то на досуге надумал обсудить наши дела.