Менялы
Шрифт:
— Искал работу. Дела у меня совсем плохи, Джул. Мне нужна помощь. Перед тем как я вышел, ты сказал, что поможешь мне.
— Конечно, конечно. — Они остановились у столика, где уже сидели двое. Один был тощий с похоронным выражением лица в оспинах; у другого были длинные светлые волосы, ковбойские сапоги и темные очки. Ларокка подставил ещё стул. — Это мой дружок, Майлзи.
Человек в темных очках что-то буркнул. Другой сказал:
— Это тот парень, что разбирается в бабках?
— Он самый. — Ларокка громко потребовал ещё пива, затем обратился к тому, который говорил до этого: — Спроси его что-нибудь.
— Что,
— Про деньгу, болван, — сказали темные очки. И, подумав, добавили: — Где, к примеру, появился первый доллар?
— Нетрудно ответить, — сказал Майлз. — Многие думают, что доллар появился в Америке. Ну так это не так. Он пришел из германской Богемии, только поначалу назывался он таллер, что для других европейцев было трудно произнести, и они заменили его на доллар. Одно из первых упоминаний о долларе содержится в «Макбете» — «десять тысяч долларов на наши общие расходы».
— Мак — кто?
— Мак — дерьмо, — сказал Ларокка. — Тебе что, напечатать все надо? — И с гордостью добавил, обращаясь к двум другим: — Поняли, что я имел в виду? Этот парень все про все знает.
— Не совсем, — сказал Майлз, — иначе я бы знал, как подзаработать немного деньжат.
Перед ним поставили два пива. Ларокка вынул деньги и отдал официанту.
— Перед тем как ты начнешь бабки заколачивать, — сказал Ларокка Майлзу, — тебе надо расплатиться с Оминским. — И с доверительным видом перегнулся через стол, не обращая внимания на двух других. — Русский знает, что ты вышел. Спрашивал о тебе.
При упоминании о ростовщике-акуле, которому он оставался должен по меньшей мере три тысячи долларов, Майлз вспотел. У него был ещё один долг, приблизительно такой же, — букмекеру, с которым он имел дело, но у него не было сейчас ни малейшей возможности расплатиться с ними. А ведь знал, что приди он сюда, покажись на людях, и ему будут предъявлены старые счета, а если он не сможет расплатиться, последует жестокая расправа.
— Как же я могу расплатиться с долгами, если у меня нет работы? — сказал он Ларокке.
Толстопузый покачал головой:
— Первым делом тебе нужно повидаться с Оминским.
— Где? — Майлз знал, что у Оминского нет конторы и что он делает дела там, где получится. Ларокка показал на пиво:
— Допивай, потом мы с тобой поедем поищем его.
— Посмотрите на это с моей точки зрения, — произнес элегантно одетый мужчина, продолжая свой ленч. Его пальцы с бриллиантовыми перстнями ловко двигались над тарелкой. — У нас была деловая договоренность, между вами и мной, которой мы оба условились придерживаться. Я выполнил мои обязательства. Вы своих не выполнили. Теперь я вас спрашиваю, что мне делать?
— Послушайте, — взмолился Майлз, — вы же знаете, что произошло, и я вам благодарен за то, что вы остановили счетчик. Но сейчас заплатить не могу. Я хочу, но не могу. Пожалуйста, дайте мне время.
Игорь Оминский (по кличке Русский) покачал головой, над которой потрудился дорогой парикмахер; пальцы с ухоженными ногтями дотронулись до розовой, чисто выбритой щеки. Он тщательно заботился о своей внешности, хорошо ел и одевался.
— Время, — мягко произнес он, — это деньги. У вас и того и другого было в достатке.
Сидя в кабинете ресторана, куда его привез Ларокка, Майлз чувствовал себя как мышь перед коброй. На его конце
Испуг Майлза объяснялся просто. Он представлял себе размах дела Оминского и знал могущество его власти.
Однажды Майлзу довелось посмотреть специальную телевизионную программу, в которой Ральфа Салерно, специалиста по американской преступности, спросили: «Если бы вам пришлось жить не по закону, каким вы предпочли бы стать преступником?» Эксперт немедленно ответил: «Ростовщиком-акулой». И то, что Майлз узнал благодаря знакомствам в тюрьме да и раньше, подтверждало это мнение.
Ростовщик-акула, подобный Оминскому, был банкиром, который получал огромную прибыль с минимальным риском, давая как небольшие, так и крупные ссуды и не подчиняясь никаким правилам. Клиенты сами приходили к нему — ему самому редко приходилось искать их. Он не арендовал дорогостоящих помещений и делал свои дела в машине, в баре или за ленчем — как теперь. Бухгалтерию он вел самую простую, как правило, закодированную, а операции — по большей части — производил наличными, так что ничего нельзя было проследить. Потери от неудачно предоставленных займов он терпел незначительные. Он не платил налогов ни государству, ни штату, ни городу. Ставка его — или «навар» — составляла 100 процентов годовых, а то и больше.
По предположениям Майлза, у Оминского всегда было по меньшей мере два миллиона долларов «на плаву». Часть денег была его собственной, остальную ему давали в рост боссы организованной преступности, которым он приносил значительный доход, оставляя себе комиссионные. Обычно 100 000 долларов, первоначально вложенных в ростовщичество, вырастали за пять лет до 1,5 миллиона, то есть давали 1499 процента прибыли. Ни одно другое дело в мире не могло принести такой доход.
Отнюдь не всегда клиенты ростовщика-акулы — это мелкая сошка. Очень часто известные люди и почтенные фирмы занимают деньги у ростовщиков, когда остальные источники кредита исчерпаны. Иногда ростовщик-акула не возвращает свой заем деньгами, а становится партнером — или владельцем — другого дела. Как и морская акула, он отхватывает большие куски.
Основные расходы ростовщика-акулы составляет выколачивание денег у должников, и он прибегает к подобным методам как можно реже, зная, что с переломанных конечностей и госпитализированных больных денег получишь не много, а также зная, что главный его помощник в сборе денег — страх.
Однако для страха нужны реальные основания, поэтому, когда должник не выполняет своих обязательств, его быстро и жестоко наказывают с помощью наемных бандитов.
Ну а рискует ростовщик-акула куда меньше, чем другие преступники. Лишь немногие ростовщики попадали под суд, и ещё меньше понесли наказание. Объясняется это отсутствием улик. Клиенты ростовщика держат рот на замке — отчасти из страха, а некоторые — стыдясь того, что им вообще пришлось прибегнуть к его услугам. Те, кого избивали, никогда не жаловались, зная, что в таком случае получат ещё больше.