Мера прощения
Шрифт:
Корма – место, где свободные от вахт и работ собираются для самого важного флотского занятия – трепа. Не было случая, чтобы я не застал там Фантомаса. Обычно стоит, прижавшись задом к зачехленной вьюшке. Немигающие глаза не смотрят ни на кого, но не упускают ничего. Странно, ведь все догадываются, что Фантомас – стукач, но как ни в чем ни бывало болтают при нем лишнее. А вот при мне – нет. Стоит мне задержаться на корме минут на пять, как у всех вдруг появляются неотложные дела. Только Дрожжин никуда не спешит.
Он
– Кто Гусеву второй синяк набил? – опережаю я ответ урока.
– Третий механик.
– За что?
– Гусев после завтрака хвастался, что уболтает Нинку, что дело на мази. Наверное, так оно и было, потому что третий механик после обеда застукал их в каюте дневальной и дал обоим. Ссоры не было, сразу шум драки.
Хотел бы я знать, как Фантомасу удается вовремя оказаться там, где что-нибудь произойдет? Загнивает КГБ, иначе давно бы зачислило Дрожжина в свои ряды.
– Третий же после обеда на вахте?
– Покурить вышел из машины. Наверное, позвонил кто-нибудь, сообщил.
Даю голову на отсечение, что знаю, кто настучал третьему механику. Ну, на то он и Фантомас. А вот дневальная меня беспокоит. Видимо, поняла, что на третьего механика рассчитывать нечего – с женой он вряд ли разведется – и решила поменять партнера. Такое можно делать в начале рейса, пока все добродушны, живут берегом, но не в середине. Не хватало мне на судне брачных турниров. Придется задать ей гону, чтобы потом не наказывать многих.
Боцман был у себя в каюте, плел коврик из прядей распущенного швартового конца. Сухие темно-коричневые пальцы играючи перебирали белые пряди, и казалось, что коврик увеличивается сам по себе, а боцман поглаживает его, похваливает. Старая школа – чего только не умеет делать: на палубе самодельная ковровая дорожка, возле умывальника висят две самодельные мочалки, на гвозде у рундука – с десяток разноцветных авосек, на стулья надеты самодельные чехлы, оплетены графин и стаканы. Такое впечатление, что дай боцману волю, оплетет все судно.
Боцман встает лишь после того, как доплетает ряд. Из этого следует, что меня он уважает – все-таки встал, но и себя тоже.
– Присаживайтесь, – показывает он на стул в самодельном чехле. – Или что-нибудь срочное?
Знает, что без дела к нему не приду, но не спешит проявить служебное рвение. Понял, наверное, что ничто не ценится так дешево, как поспешная услужливость.
– Не очень.
Я опускаюсь на стул, а боцман ставит передо мной большую серебристо-розовую раковину-пепельницу. Он не курящий и, я уверен, больше никому не позволяет курить в своей каюте. Тирану – тираново. Главная отличительная черта Тирана – как должное принимать блага, запрещенные другим. И я закуриваю.
– Что-то наши женщины ладить перестали, – сказал я.
– На то они и бабы. –
– Но раньше ведь жили мирно.
Боцман еще не понял, куда я клоню, но, зная судовую хронику, подыгрывает:
– Дневальная бесится, видать, замуж невтерпеж.
– Обе хороши: и дневальная, и буфетчица. Времени свободного у обеих слишком много. А я по коридорам прошелся...
Боцман вскидывает голову: чистота в коридорах – его обязанность.
– ... Ничего, чистые, – продолжаю я, – но могли быть еще чище. Думаю, не мне вас учить, чем занять обеих.
Боцман понял, что из него делают громоотвод.
– Хорошо, – соглашается он, – я сегодня пройдусь, посмотрю и дам указания... обеим.
– Не к спеху, можно и утром.
– Лады.
Быстро соглашается. Наверное, решил вернуть долг за Суэц. Нет, дорогой, так дешево не отделаешься.
– Если им что-то не понравится, сошлитесь на мой приказ, – предлагаю я себя на роль громоотвода.
Уверен, что боцман не сошлется на мой приказ, но теперь в его глазах я выгляжу достойным роли, которую он за мной признает. Ведь вторая отличительная черта Тирана – не бояться делать то, за что тебя могут невзлюбить.
15
Боцман сдержал слово и выполнил все так, как я предполагал. Три дня Раиса Львовна, позабыв о дневальной, жаловалась на него. Из ее слов вытекало, что я, как минимум, должен повесить боцмана высоко и коротко. Женщины – самые кровожадные животные. К счастью, это не единственное их достоинство. Когда скуление надоело мне, спросил:
– Как я его накажу?! Ты вспомни, сколько ему лет!
Чем бессмысленней аргумент, тем безотказней он действует на женщин. Проверил на жене. Раиса оказалась не лучше.
– Ну, да... но все-таки... ну, конечно...
Не дав ей вернуться к отрицательным эмоциям, я спросил:
– А как там дневальная? Ведра твои не трогает?
– Какие ведра?
Вот тебе раз! Больше напоминать не буду – только неприятности наживу!
– Она вчера пригласила меня на чай.
– И ты отказалась?
– Почему же, сходила. У нее варенье вкусное. Клубничное, домашнее. Но грязнуля: чашки внутри желтые от заварки, ленится помыть с пастой.
А на следующий день Рае было не до боцмана и не до дневальной. За ночь разгулялся ветер, нагнал тучи и волну. Во второй половине дня шторм буйствовал уже на полную катушку. Пришлось немного изменить курс, взять покруче на волну, чтобы била она теплоходу в скулу: так меньше качка. Я поднимался на мостик полюбоваться бушующим океаном. Захватывающее зрелище. Как говорят боцмана, ну и погодка, якорь мне в глотку!