Мера прощения
Шрифт:
– Якорь ползет.
Я подошел к локатору. Он был переключен на самую малую шкалу дальности и четко отбивал соседнее судно, которое почти вплотную приблизилось к центру экрана. Я выскочил на крыло мостика и увидел позади нашего судна и совсем рядом соседнее.
– Машину готовят? – спросил я, уверенный, что уж это-то сделали.
– Нет.
Мысленно обматюкав капитана, я связался с машинным отделением. На вахте там второй механик – человек исполнительный, беспрекословно и быстро выполняющий приказы. Обычно механики забывают о том,
Вскоре второй механик доложил, что главные двигатели в рабочем режиме.
– Боцман, вира якорь! На самой быстрой скорости!
– Вира якорь! – продублировал боцман.
Он забыл выключить спикер, и мне было слышно, как звякают звенья якорь-цепи о клюз и шестерню брашпиля. Перезвон был чистый. Время от времени ему вторила рында – судовой колокол, сообщая, какая смычка якорь-цепи выходит из воды. Старая школа: молодые боцмана устно докладывают.
Рында зазвонила часто-часто.
– Якорь встал! – дополнил боцман сигнал словами.
– Выбирай на малой, – приказал я ему и толкнул судно вперед работой одного двигателя.
Наш теплоход медленно, как бы нехотя, отошел от соседнего, на который почти навалился. Я видел, как на нем бегают люди, заводят большие кранцы в том месте, где мы должны были стукнуться. Да можно было и не смотреть: динамик радиостанции буквально разрывался от воплей вахтенного штурмана или капитана.
– Якорь грязный! – доложил боцман.
– Что поймали?
– Вроде камень, плита, прямо в середку угодили.
Хорошо, что не чужую якорь-цепь. Я отвел судно еще чуть дальше от соседнего, лег в дрейф и приказал боцману:
– Действуй, Степаныч!
Объяснять ему незачем. Боцман и сам знает, что надо отдать якорь, чтобы он стукнулся о грунт, а потом выбрать и опять отдать – и так до тех пор, пока плита не отцепится. Угораздило нас попасть прямо на нее. Она хоть и тяжелее якоря, но скользит по грунту, поэтому нас и понесло.
На мостик влетел капитан. Вихры на его макушке напоминали рога, несколько пар, уживающихся на одной голове. Наверное, такие растут у несчастливых многоженцев. Впрочем, многоженец не может быть счастливым: с каждой новой женой количество без увеличивается в геометрической прогрессии.
– Деда будил! – доложил истеричным голосом Мастер. – Спит, сука! Пьяный! Вот!
– Ну и пусть себе спит, – сказал я.
– Как?! Мы тут, понимаешь... а он!..
– Все в порядке, – успокоил я.
Объяснив, почему пополз якорь, я сообщил, что собираюсь перейти в дальний рейд, в сторонку от других судов.
– Вот так вот! – произнес капитан тем тоном, каким говорят: «Знай наших!»
Я даже не засмеялся. Зато четвертому помощнику, который вернулся с бака, сделал
– Как получилось, что оказались так близко к соседнему судну? Спал? – спросил я, когда капитан опять убежал с мостика.
– Нет.
– А чем же ты занимался, что некогда было в локатор глянуть или хотя бы на крыло выйти?
– Я глядел... – виновато ответил он. Зазнайство с него, наверное, выдуло ветром на баке.
– Если и дальше будешь так смотреть, очутишься во впередсмотрящих, – пообещал я. Впередсмотрящих назначают из матросов.
Отчитал его, а себя поймал на мысли, что и со мной иногда такое приключается: смотришь – и не видишь. И чем продолжительнее рейс, тем чаще такое бывает.
– Якорь чист! – доложил боцман.
– Отлично, – сказал я. – Готовь оба якоря к отдаче.
Позабыв включить ходовые огни, я привел судно на дальний рейд и встал там на два якоря. Теперь нам не страшен никакой шторм, разве что ураганище необычайной силы, но такие случаются раз в несколько лет. Думаю, наш год еще не наступил.
На мостик пришел старший механик – как всегда аккуратно одетый и причесанный, но с припухшим и злым лицом.
– Что у вас произошло? – спросил он таким тоном, словно машинное отделение – автономное плавсредство, не имеющее к теплоходу никакого отношения. Дед ко всем обращался на вы и все к нему так же.
– Якорь пополз, а капитан с перепугу в штаны наложил! – ответил ему Гусев.
Старший механик будто не слышал матроса, смотрел на меня. Я бы с удовольствием повторил слова матроса, но раз для Деда субординация превыше всего, придется подыграть.
– Ничего страшного, – ответил я. – У меня к вам дело есть – может, спустимся ко мне?
В коридоре я коротко рассказал Деду, что произошло. Он только хмыкнул, наполнив коридор запахом свежего перегара.
– Да, чуть не забыл, – произнес я, словно это не пришло мне в голову прямо сейчас, – не одолжите мне бутылку водки? Что-то у меня биологические часы сдвинулись, засыпаю под утро. Отшвартуемся к причалу, сразу верну.
Старший механик погладил правый ус с задумчивым выражением лица, точно вспоминал, где эта бутылка запрятана.
– Одолжить не могу: не в моих правилах. Но если зайдете ко мне, угощу.
– Можно и так.
В каюте старшего механика было темно и душно, как в подводной лодке, – так сказать, условия, приближенные к боевым. И это при том, что каюта больше моей и в ней работает кондиционер и горит настольная лампа. Дед сел за стол, церемонным жестом предложил мне занять второй стул и как бы продолжая этот жест, плавно опустил руку к стоящему на палубе картонному ящику. Позвякав в нем бутылками, будто на ощупь выбирал нужный сорт водки, вытащил «Лимонную». Хрустальные рюмки наполнил расчетливыми и точными движениями. Уверен, что в обеих рюмках водки поровну.