Мерцание «Призрака»: Ангелы Смерти
Шрифт:
– Да! Самое главное, чтобы нас потом не прокляли за это грядущие поколения!
– В науке такого не бывает, Паскуалина! Учёные никогда не думает о том, что будет завтра, поскольку их триумф только здесь и сейчас, – задумавшись на мгновение, сказал Кристоф, осознав при этом, каждое своё слово.
Профессор Сильвани бросила взгляд на статуэтку молекулы ДНК, которая стояла на столе рядом с печатной машинкой, и с чувством вины посмотрела в окно, на небо, где сгущались тучи перед надвигавшейся грозой…
Десять месяцев спустя. Клиника близ Цюриха.
Профессор
Профессор Сильвани в очередной раз записала на бумаге, закреплённую на планшете показатели малышей и удалилась из изолированного детского блока. Рассуждать об удавшимся эксперименте было ещё слишком рано. Частичная победа была одержана над природой, но о полном триумфе было ещё рано делать заявления. Пока всё шло по плану, однако, никто не мог знать, что случится завтра. Подобные «сюрпризы» случаются внезапно и без спроса. Они просто приходят и диктуют свои правила, с которыми можно не соглашаться или соглашаться, но суть от этого не изменится!
Возможно, история делалась здесь и сейчас, а может быть на это уйдёт ещё много времени. Подобные рассуждения были бессмысленны и граничили с одержимостью и безумством. В любом случае время всё расставит по своим местам! Сомнений в этом у Паскуалины не было, а присутствовал лишь страх, пробиравший временами во сне своим холодом до костей.
Профессор Сильвани помнила, как перерезала пуповину первенцу из этих тринадцати малышей и взяла его на руки. Она не могла словами описать эти ощущения. Творец и его детище имели особое родство, а суррогатные матери оставались лишь живыми инкубаторами, чья дальнейшая судьба была весьма туманна. Рано или поздно, но кто-то обязательно решит рассказать о данном странном опыте материнства. Паскуалина осознавала, что подобные «матери-смельчаки» закончат свои дни в психбольницах. Да, и кто им поверит, кроме сумасшедших уфологов, которым везде мерещатся заговоры и прочее…
Профессор Сильвани спустилась на лифте на первый этаж и направилась к своему кабинету. Навстречу ей шёл профессор Штреллер насвистывая какую-то мелодию.
– Добрый день, Кристоф!
– Как поживает прекрасная невеста? – с улыбкой, спросил он.
– Замечательно! Послезавтра жду в Берне на нашей с Виктором свадьбе, – радостно ответила Паскуалина.
– Я никогда не видел тебя такой счастливой! Ничто так не красит человека, как истинное счастье! Здесь главное его не потерять, ведь оно бьётся слишком легко, подобно венецианскому стеклу.
– Счастье – это такое же мгновение, как остальное в нашей жизни, – добавила профессор Сильвани. – Жду, тебя Кристоф на свадьбе.
– Обязательно буду. Ведь, кто-то должен быть твоим отцом в такой важный день, и для меня большая честь сыграть эту роль. Хорошего дня!
– Хорошего дня, – дополнила Паскуалина и направилась к своему кабинету.
Девять
Профессор Сильвани ехала на каталке, на грани потери сознания. Она ждала своего первенца. Паскуалина и Виктор неделю назад приехали в Цюрих, чтобы она смогла родить там, где отслеживали её беременность.
Яркий свет ламп холодного освещения в коридоре родильного отделения резал глаза. Струйки пота бежали по её лбу, но голос акушерки не давал ей вырубиться.
Виктор трепетно держал свою жену за руку и не отпускал, стараясь двигаться со скоростью каталки. Волнение в его глазах, граничащее с паникой, овладело им и не выпускало из своих цепких лап.
Врач приёмного отделения следил за пульсом профессора Сильвани и дыханием, которое было учащённое. Тахикардия подобно барабанной дроби стучала по вискам, а волнение и боль держали Паскуалину в напряжении.
– Вам дальше нельзя! – резко сказала медсестра Виктору, и остановила его у дверей родильного блока поспешила за каталкой и врачами.
Сильные схватки не давали сводили профессора Сильвани с ума, а резкая боль затмевала рассудок. Кардиомонитор следил за её показателями сердечной деятельности, а медсестра держала Паскуалину за руку, контролируя тем самым схватки.
Глаза профессора Сильвани на мгновение закатились, но врачи быстро вернули её в сознание, требуя от неё тужиться, как можно сильнее.
– Ребёнок идёт! Всё хорошо! – произнёс врач приёмного отделения, контролируя жизненные показатели Паскуалины.
Крик профессора Сильвани поглощала операционная, а на зимнем мрачным небе загорелась тусклая одинокая звезда.
– Ещё, ещё! Следите за дыханием, – повторял раз за разом врач-акушер. – Всё, мама! Мальчик! – восторженно произнесла она и приготовилась резать пуповину.
Медсестра протянула мальчика Паскуалине, и профессор взяла его на руки, осторожно проведя по маленькой головке сына.
– Здравствуй, мой любимый! Тебя будут звать Андреа…
Глава 4
Вашингтон. Висконсин авеню. Наши дни.
Мужчина шел быстрым шагом по тротуару, ощущая опустошение и предательства в отношение его. Гора Альто – точно было не тем местом, где он бы хотел оказаться в конце своего профессионального пути.
Мужчина на мгновение замер на тротуаре и поднял голову к небу, на котором сегодня не было ни облачка. Светило яркое солнце и редкие чуть заметные воздушные массы с присущей ими грустью плыли на восток. Лучи небесного светила слепили его глаза, будто тоскливо провожая родного человека. На мгновение мужчина задумался, ощутив дрожь в сжатых в карманах ветровки руках и глубоко вдохнул сыроватый воздух. Он понимал, что время его безжалостно поджимало и ФБР может быть здесь с минуты на минуту. Мужчина сделал резкий уверенный шаг вперёд и вернул прежнюю скорость походке. Ему казалось, что время замерло и хладнокровно наблюдало за его действиями. Искать в них логику, добавлять осуждение или понять смысл поступка; всё становилось бессмысленно ведь, на кону стояла его жизнь. Паранойя?! Возможно, но оценивать поступки и выносить свой судебный вердикт, имеет право один лишь Господь Бог! Судьи, присяжные заседатели, гос обвинители и адвокаты – это единый организм, у которого всегда был свой хозяин. Правосудие на Земле никогда не бывало беспристрастным!